Закон о запрете пропаганды ЛГБТК+ еще не принят, но уже может отменить всю мировую литературу
Российской литературе военного периода непросто: многие известные зарубежные авторы отказались от сотрудничества, издателей, публикующих ЛГБТК+ и феминистскую литературу, не пускали на книжные ярмарки, несколько писателей объявили иноагентами, а новый законопроект о «пропаганде ЛГБТ» и вовсе ставит вопрос о выживании отдельных издательств. Особую роль во всем этом играет цензура — именно она, пускай не всегда официально, меняет современный литературный процесс, убивая то, что не угодно власти, и оставляя условно правильные книги и авторов. Цензура, которая запрещена Конституцией, отлично работает. Жаркое лето Прилепина и Хинштейна.
Лето 2022-го года выдалось в России жарким. Особенно для современной молодёжной литературы: в масс-медиа поднялся шум вокруг книги Елены Малисовой и Катерины Сильвановой «Лето в пионерском галстуке», вышедшей в издательстве Popcorn Books. Романтические отношения пионера Юры и вожатого Володи на фоне советского ландшафта взбудоражили консервативную публику даже не столько своим содержанием, сколько удивительными для России тиражами. Сейчас продано более 200 тысяч экземпляров — выдающееся достижение для небольшой по мировым меркам российской издательской индустрии. Авторам охранительного толка подобные тиражи и не снились. А это, конечно, чрезвычайно обидно. Написать что-то более востребованное читателями у писателей типа Захара Прилепина, одного из поджигателей моральной паники вокруг русской литературы в жанре Young Adult, получается не очень. Зато хорошо получается устроить шум в прессе с криками «куда смотрит правительство?» и «запретить, запретить, запретить».
В какие-то другие времена подобная шумиха, наверное, была бы даже на руку издателям — мол, чем больше шума, тем выше продажи. Но к концу этого лета история дошла до призывов убрать книги из продажи. Нижнетагильское отделение «Справедливой России» заявило, что скупило книги Popcorn Books и собирается их сжечь (потом, правда, заявление отозвали). Заксобрание Севастополя предложило ужесточить наказание за «пропаганду ЛГБТ»: сейчас оно касается только несовершеннолетних (поэтому книги типа «ЛВПГ» маркируются знаком «18+»), но если бы закон приняли, то публиковать тексты с описанием «нетрадиционных ценности» и вовсе запретили. Инициативу севастопольских депутатов, правда, быстро завернули, сославшись на отсутствие отзыва правительства. Но в конце августа практически идентичный законопроект анонсировал депутат «Единой России» Александр Хинштейн. По тексту закона, за «пропаганду ЛГБТ» издателей следует наказывать штрафом до 5 миллиона рублей или приостановлением деятельности на 3 месяца.
Лето закончилось, а работа охранителей викторианских ценностей — нет. 27 октбяря Госдума приняла в первом чтении даже не один, а два законопроекта — № 217471-8 и № 217472-8. У законопроектов прибавилось авторов — под каждым подписались 388 депутатов. И подписались они под полным запретом «пропаганды и демонстрации нетрадиционных сексуальных отношений» и крупными штрафами. При этом, как уверяет Хинштейн, таких книг, как «Лолита» новый закон не коснётся: «Классический пример — роман Набокова „Лолита“, его невозможно признать пропагандой ЛГБТ и пропагандой педофилии». Пропагандой, может, и нельзя, но (по тексту самого законопроекта) «навязыванием информации о педофилии, вызывающей интерес к педофилии» (нет разве?) вполне можно. Цена вопроса для издательства — 10 млн. Хинштейн повторяет то же самое, что говорила сенаторка Мизулина, когда десять лет назад принимали закон «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию». В первой статье этого закона сказано, что он не касается произведений «имеющих значительную историческую, художественную или иную культурную ценность для общества». Однако, если вы возьмёте любое издание «Лолиты» за последние десять лет, то увидите значок «18+». Почему он там стоит? Потому что законы в России работают не так, как хотят какие-то депутаты, а так, как заведено и устроено в российской правоохранительной цензурной машине. Как ввести цензуру, если она запрещена
Цензура в России запрещена 29-й статьей Конституции. Действительно, никакого учреждение типа Росцензуры или, как это было в советские времена, Главлита (так называли Главное управление по охране государственных тайн в печати) у нас нет. То есть учреждения, которое определяло бы, что можно говорить, а что — нельзя, нет, а вот цензура всё-таки есть, причём уже довольно давно.
Чтобы запретить неугодные высказывания, не обязательно заводить специальный цензурирующий орган. Можно просто настроить правоохранительную машину так, чтобы она наказывала за уже высказанные нежелательные мнения, причем наказывала громко и публично, чтобы остальным неповадно было. Что для этого нужно? Соответствующие законы, приручение судебной экспертизы и приучение судей к штамповке решений по результатам такой экспертизы. Собственно, всё. Сами же законы могут и вовсе не запрещать высказывать мнения. Достаточно, чтобы запрещались не мнения, а, например, «реклама наркотиков», «уравнивание СССР с Третьим Рейхом», «навязывание сексуальной ориентации» или вообще такая штука, как «неправильное возрастное ограничение» (поставил издатель ограничение «нельзя до 16 лет», а надо было — «до 18»). А следствие всегда найдет эксперта, который на нескольких страницах обоснует — вот оно, навязывание и формирование искаженного представления. Суд этот вывод эксперта без особых забот подтвердит. Поэтому, если вам как издателю или как читателю кажется очевидной художественная и культурная ценность «Лолиты», вас может ждать разочарование — найдется эксперт, которые заключит обратное.
В начале нулевых единственным цензурным ограничением была «реклама наркотиков» — согласно ст. 46 действовавшего ещё с 1998-го года Федерального закона о наркотических средствах. Причём под рекламой тогда понималось распространение информации, например, о способах использования наркотиков или об их медицинских свойствах. То есть стоило написать, что вот это вот курят, а вот это вот колят, а вот это вот помогает при миалгии, противораковой химиотерапии и т. д. — и этого было достаточно, чтобы запретить книгу, а её тираж — уничтожить. Эта участь постигла книги «Марихуана: забытое лекарство» Лестера Гринспуна и Джеймса Бакалара, «Клубная культура» Фила Джексона и составленный Адамом Парфри антология «Культура времен Апокалипсиса». Надо ли уточнять, что такой закон нисколько не способствовал публичному обсуждению наркополитики, которая привела к тому, что «хранение наркотиков» стало самой народной статьей в системе уголовных наказаний.
Вслед за наркотиками во второй половине нулевых государство взялось за «экстремистскую деятельность». Это слово заслуживает только кавычек, потому что с тех пор это понятие, взятое как будто из китайской энциклопедии Борхеса (нет, правда, оно включает в себя и деятельность, и разжигание, и возбуждение, и ещё демонстрацию символики) окончательно размылось, а смысл его, после признания экстремистскими оппозиционных политических движений и крупнейших мировых социальных сетей, оказался полностью скомпрометирован. Свидетельство тому — больше пяти тысяч решений судов, признавших экстремистскими самые разнообразные материалы — от изображений в формате .jpg до канонических для ислама хадисов аль-Бухари. Все эти материалы внесены в специальный список экстремистских материалов, который ведет Минюст.
Для введения новых цензурных ограничений не требуется принимать длинных и сложных законов. Если государству хочется, чтобы никто не сравнивал сталинский СССР и нацистский Третий Рейх, можно пригрозить штрафом за их отождествление. И всё, «кто сказал тоталитаризм?» Никто! Слишком дорого нынче сравнивать два этих исторических феномена. Настолько дорого, что издатели бросились редактировать уже вышедшие книжки. Совершенно самостоятельно, и никакого специального цензурного комитета не понадобилось.
Но это всего лишь история, то есть дело прошлое. С ЛГБТК+ всё сложнее. Просто потому, что эта тема давным-давно вошла в мировую литературу и стала её органичной частью. Потому что она — часть большой и разной человеческой жизни, о которой большая и разная мировая литература старается рассказывать читателям. Но с принятием закона Хинштейна всё это станет пропагандой. Пропаганда ведь в русском законодательстве — как сам закон, то есть дышло. Подверстать под неё, судя по истории последних лет, можно всё, что угодно. Может, классическую литературу трогать сразу и не будут, но уж всю новую — запросто. А это значит, что издателям нужно будет каким-то образом прошерстить свой ассортимент и отозвать из продажи тиражи, а книготорговцам — или ждать, когда издатели это сделают, или самостоятельно убирать книги из продажи. И некоторые издатели — поменьше, уже начали это делать. Даже закон ещё не приняли, у цензура уже работает! Издатели же побольше, типа холдинга «ЭКСМО», грустно ждут инструкций, потому что заново прошерстить 80% всего актуального ассортимента художественной литературы на русском языке, который выпускают издательства холдинга, технически вряд ли возможно.
А что делать большим книжным магазинам и книжным сетям? Закрыться на переучёт? Прочитать все книги? Или просто ждать, когда прилетит 5 млн штрафа? Не исключено, что так выйдет даже дешевле. Но что делать книжным магазинам поменьше? Ответов нет, а намерение добавить к административному наказанию уголовное — за «повторные нарушения» — у депутатов ко второму чтению уже появилось.
Когда же закон примут — а в этом мало, кто сомневается, — к череде цензурных ограничений, всех вместе составляющих гигантский цензурный механизм, добавится ещё несколько удобных для государства инструментов. Всё будет, как с войной. Про неё же вообще никому ничего нельзя говорить, потому что любое её упоминание может быть легко квалифицировано как распространение фейков (это административное правонарушение) или как дискредитация Вооруженных Сил РФ (за это уголовное наказание). Говорите, что хотите, — говорит нам государство. Но — дело, эксперт, суд — и сядете на пять лет. И никакой цензуры, заметьте. Она запрещена Конституцией.
