Василий Владимирский рассказывает о новинках фантастики

Джон Браннер. На волне шока: Роман. М.: АСТ, 2022. Перевод с английского Сергея Рюмина / John Brunner. The Shockwave Rider, 1975

Нетрудно догадаться, что название этой книги — прямая отсылка к «Футуршоку» (Future Shock) Элвина Тоффлера, одной из самых громких футурологических работ семидесятых годов прошлого века. А чтобы сомнений не возникло даже у тугодумов, Джон Браннер выражает признательность Тоффлеру на первой же странице своего романа. Собственно, «шок будущего», массовый стресс и дезориентация по мере роста скорости технологических и социальных перемен — одна из центральных тем «The Shockwave Rider». В браннеровском мире будущего (то есть примерно в наши дни) люди «окружены таким изобилием возможностей, что они приходят в замешательство и впадают в тревожный невроз». Но есть и те, кто готов оседлать эту волну. Один из них — Никки Хафлингер, молодой гений, выдающийся хакер, человек-хамелеон, «герой с тысячью лиц». Беглец из закрытого правительственного центра по развитию интеллекта, где из одаренных подростков куют оружие победы в гонке разумов, пришедшей на смену гонке вооружений. Он виртуозно меняет маски, прикидывается то священником, то финансистом, то социальным инженером и вполне комфортно чувствует себя в щелях и складках общества. Но в какой-то момент понимает, что успешно скрываться от преследователей до конца жизни — не та цель, к которой стоит стремиться человеку с такими способностями.

За свою сорокалетнюю карьеру Джон Браннер выпустил около семидесяти фантастических романов, охватывающих практически все поджанры, от космической оперы до героического фэнтези. В истории, правда, осталось только три: «Всем стоять на Занзибаре» (Stand on Zanzibar, 1968), пока не переведенный на русский «The Sheep Look Up» (1972) и «На волне шока» (1975). Комментаторы бурчат, что роман Браннера устарел — и с чисто инженерной точки зрения в этом есть зерно истины. Далеко не все прогнозы сбылись: британский фантаст определенно переоценил перспективы биотехнологий и космической индустрии, но недооценил IT-сектор. Глобальная информационная сеть в «Волне» мало похожа на знакомый нам интернет, а то, что мы сегодня назвали бы компьютерным вирусом, в романе называют компьютерным червем. Уязвима для критики и сама концепция Тоффлера: выяснилось, что люди куда лучше адаптируются к переменам, чем считалось полвека назад, — или просто успешно игнорируют изменения (что, впрочем, тоже можно назвать способом адаптации).

Но, если не требовать от автора предельной точности в описании всех без исключения заклепок, роман «На волне шока» во многом обогнал свое время. Параноидальный страх, что мошенники получат доступ к конфиденциальным данным; борьба за свободу информации, включая секретные файлы о преступлениях правительств, спецслужб и транснациональных корпораций — вполне реальные тренды XXI века, привет Эдварду Сноудену. Но главное — писатель кропотливо исследует конфликт «усредненность vs. разнообразие», это один из сюжетных стержней романа. «Другими словами, прибой, обтачивающий камешки на пляже, оказывает им неоценимую услугу, потому что быть кругленьким и гладким красивее, чем быть шершавым и неровным, — говорит своему палачу герой Браннера, распятый на высокотехнологичном пыточном столе. — Камням на пляже все равно, какой они формы. А человеку далеко не все равно. Каждый прилив на вашем пляже сокращает разнообразие форм, которые способен принимать человек». Странно считать устаревшей книгу, которая состоит из таких сентенций чуть менее, чем полностью.

Если что и можно вменить автору в вину, так это чрезмерный оптимизм и финал на грани голливудского хэппи-энда. Но вот как раз такого добра в современных фантастических книгах хоть отбавляй.

Джон Варли. Голубое шампанское: Повести, рассказы. М.: АСТ, Neoclassic, 2023. Перевод с английского Андрея Новикова, Наталии Нестеровой / John Varley. Blue Champagne, 1986

Джон Варли — суперзвезда эпохи ренессанса «твердой» научной фантастики, приключившегося в США после Уотергейта и окончания Вьетнамской войны. Жанровые награды косяком, приглашение в престижные антологии, восторженные отзывы критики — Варли называли голосом поколения и «новым Хайнлайном» в хорошем, лестном смысле слова. Однако после триумфа 1985 года, когда его повесть «Нажмите „ВВОД“» взяла разом «Хьюго», «Небьюлу» и «Локус», поток премий и номинаций поиссяк. И хотя самый свежий роман писателя датирован 2018 годом, сегодня о нем вспоминают в основном историки жанра: «А помните, был когда-то такой автор?..»

Внезапный взлет и столь же стремительное низвержение кумиров, пожалуй, один из самых интересных феноменов «текущего литературного процесса». Сборник «Голубое шампанское» дает возможность разобраться: что же цепляло в произведениях Джона Варли любителей фантастики в 1970-х — и почему резко перестало цеплять десять лет спустя. В книгу вошел полный цикл об Анне-Луизе Бах (сперва — спасательнице с орбитального курорта для мультимиллионеров, а ближе к финалу — главе муниципальной полиции Нового Дрездена, крупнейшего мегаполиса Луны) и пара близких по духу новелл. Не то чтобы полная подборка главных хитов Варли, но тексты вполне характерные. Автор убедительно и достоверно (хотя, пожалуй, чересчур многословно) рассказывает о высоких технологиях, на которых держится этот «прекрасный мир будущего». Он абсолютно раскован при описании повседневной жизни своих героев, включая самые интимные сферы, — и отдает предпочтение простым драматическим сюжетным ходам. Любовь продается за деньги (повесть «Голубое шампанское»), девочка медленно умирает на заброшенной орбитальной станции («Танго Чарли и фокстрот Ромео»), стремление к равенству и единообразию приводит к серии жестоких убийств («Бить барби») и т. д. и т. п. Иными словами, Варли одинаково далек и от простодушного оптимизма «золотого века» англо-американской фантастики, и от радикальных экспериментов «новой волны». Рискну предположить, что этот подход выглядел новым, оригинальным, привлекательным с точки зрения фэндома семидесятых. Но вот беда: в 1980-х у ворот города появились новые герои, бесшабашные киберковбои в зеркальных очках, которые умели делать все то же самое — только лучше.

Уильям Гибсон, Брюс Стерлинг и Ко учли уроки авторов «твердой НФ» — и двинулись дальше. В эпоху, когда описание технологий стало инструментом для исследования социальных и психологических глубин, новым средством художественной выразительности, Джон Варли с его прямолинейностью очевидно не вытягивал конкуренцию. Писать он не бросил, даже не потерял форму (свидетельством тому рассказы 2003 года «Пустячок» и «Закатными солнцами», включенные в этот сборник), но его повести и рассказы по нынешним временам выглядят суховатыми и скучноватыми: даже в лучших не хватает художественного мастерства, ловкости исполнения, литературного изящества. Однако ставить на авторе крест, конечно, не стоит: Варли стал одним из тех, кто разогрел публику перед выходом на сцену хедлайнеров, подготовил читателей к появлению «Схизматрицы» и «Нейроманта». Что по-своему ценно — по крайней мере, для историков жанра, исследующих повороты и завихрения на пути развития НФ.

Сэмюел Дилэни. Повести Невериона: Роман, повести, рассказы. М.: АСТ, 2023. Перевод с английского Натальи Виленской / Samuel Delany. Tales of Nevèrÿon, 1979. — Neveryóna, or: The Tale of Signs and Cities, 1983.

Неверион — древнейшее государство на Земле. Старше Вавилона и Шумера, китайского Шан-Инь и вьетнамского Ванланга, Древнего Египта и Критского царства. Первая империя в мире, прообраз и матрица всех прочих империй, прародина ремесел и торговли, источник древней мудрости, Атлантида, Лемурия и Му в одном флаконе. В общем, мечта любого историка, антрополога или лингвиста — если забыть об одном досадном нюансе: существует Неверион только на страницах одноименного цикла повестей и романов Сэмюела Р. Дилэни.

По большому счету мир Невериона собран из тех же кубиков, что и вселенная любой героической фэнтези. Все по классике: леса, пустыня, моря, шумные города, пестрые многолюдные рынки; здоровенные варвары, необузданные амазонки, юные наездницы на драконах; аристократия борется за власть, вольноотпущенники и беглецы с рудников — за отмену рабства, купцы торгуют, пираты пиратствуют. Ничего удивительного: авторы «новой волны» (а Дилэни, хоть и не любил этого признавать, из их числа) всегда были неравнодушны к поп-культурным клише. Майкл Муркок и Харлан Эллисон деконструировали образ Джеймса Бонда, Роджер Желязны реанимировал Дока Сэвиджа, Филип Фармер затащил на койку психоаналитика самого Тарзана. Ну а «Неверион» отчетливо перекликается с циклом Роберта Говарда о Хайборийской эре (и предшествующей ей эре Турийской): Конан-варвар, Рыжая Соня, Кулл из Атлантиды и все такое прочее. Однако то, что делает с этим «допотопным» сеттингом Дилэни, сложно назвать деконструкцией, — скорее писатель дает нам урок восстановления исторической справедливости.

Роберта Говарда и его последователей восхищала варварская простота и наивная жестокость древнего мира, прямолинейность и отсутствие рефлексии. Интеллектуал Дилэни, знакомый с работами ведущих историков, антропологов, лингвистов и культурологов XX века не понаслышке, напротив, подчеркивает: этот мир устроен ничуть не проще, чем современный американский мегаполис. «В булыжнике на каждой улице, в каждом кривом переулке, в каждом лепном карнизе, в соляных потеках на каждом колодце заключены письмена о том, как здесь жили раньше, о том, почему мы теперь живем именно так» — надо только суметь их прочитать и понять. Древний мир — не только коварные интриги и кровавые сражения, его населяют не одни галерные рабы и благородные господа, режущие друг другу глотки в альковах древних замков. Это сложная паутина взаимоотношений крестьян и горожан, рыбаков и охотников, купцов и ремесленников, многослойное напластование метафор, символов, знаков, связывающих все со всем. Старая рыбачка с южных островов рассказывает об основах семиотики, психоанализа и политэкономии, здоровенный дядька в рабском ошейнике рассуждает о связи насилия и власти, пожилая купчиха — о социальных лифтах и люмпен-пролетариате (не используя, разумеется, этих слов, но sapienti sat). По сути, «Неверион» — история о цветущей сложности древнего мира. И если «допотопное» общество кажется нам примитивным, бедным деталями и не заслуживающим внимания, это говорит не столько о нем, сколько о нас.