Три факта о Паустовском, которые растрогают и удивят
нимательный зритель также увидит подтекст выставки - Паустовский был носителем русской традиции в литературе, за что временами приходилось расплачиваться - доносы, "проработки" и даже попытки вычеркнуть из современности. Что мы не знали о писателе, чьими произведениями зачитывалась вся страна?
Факт первый. Паустовский и вера
Одна из малоизвестных сторон в биографии Константина Георгиевича - его отношения с верой. Если внимательно читать его книги, то можно догадаться, что писатель обладал тем свойством, которое литературоведы называются "духовным зрением". Поэт Константин Кедров считает, что "Паустовский смотрел на мир зрением Адама и возвращал это зрением нам". Фраза красивая, глубокая, но это лишь мнение. Чтобы понять, что Адам был для Паустовского не просто персонажем Библейской истории, надо побывать в доме писателя в Тарусе. Здесь много икон. И это посетители замечают сразу, с удивлением спрашивают: "Он был верующим?"
"Он точно не был далеким от веры человеком. Например, я это узнала только недавно из найденных воспоминаний, Константин Георгиевич до войны, оказывается, активно крестил детей своих друзей", - рассказала мне недавно падчерица писателя Галина Арбузова.
Когда у писателя в 1950-м году родился младший сын Алеша, он тоже его крестил. Дело было в Солотче, любимом месте Паустовского. Однако вскоре об этом стало известно в Союзе писателей, Константина Георгиевича, вспоминает Арбузова, вызвали на проработку. Конечно, пожурили, но не сильно. Драма начала разыгрываться, когда один из руководителей союза предложил прозаику взглянуть на автора доноса. Им оказалась жена одного из лучших друзей писателей.
"Это была трагический момент, - продолжает Галина Алексеевна, - потому что после этого Константину Георгиевичу пришлось покинуть любимую Мещеру, а это далось очень тяжело".
По воспоминаниям падчерицы писателя мы также знаем, что Паустовский часто заказывал панихиды по товарищам и даже по тем, кого лично никогда не знал.
Когда в 1958-м году умер Николай Заболоцкий - еще один известный тарусский дачник - единственным, кто после похорон отправился в церковь заказывать панихиду, был как раз Паустовский.
"Константин Георгиевич страшно огорчился, что Заболоцкого сожгли в крематории, это же не по православному обычаю, и когда мы уже выходили с кладбища, он сказал: "Идемте в церковь".
Сам Паустовский, ушедший от нас 14 июля 1968 года, похоронен на скромном тарусском кладбище под православным крестом.
Факт второй. Паустовский и Крапивин
Большой русский писатель Владислав Крапивин считал Паустовского своим родным человеком. В моем архиве сохранилось интервью уральского прозаика, там есть такие трогательные слова: "Главное, чем я обязан Константину Георгиевичу - это ощущением его постоянного присутствия в моей жизни, как будто он рядом со мной. Ощущение это появилось, когда я в пятом классе впервые прочитал книгу "Далекие годы".
От Паустовского Крапивин взял очень многое - не только в мастерстве писать, но и в мастерстве жить. Море, которое Владислав Петрович вдохнул со страниц Паустовского, стало любовью всей его жизни. Легендарный крапивинский отряд "Каравелла" - это дань той любви.
При этом никогда Крапивин с Паустовским не встречались, хотя, конечно, молодой писатель из Свердловска об этом мечтал. Помогло несчастье. В июле 68-го года Крапивин возвращался из Минска, где прощался с тяжелобольным отцом, буквально на день он задержался в Москве - пришел в издательство "Правды" просить защиты от уральских чинуш, не дававших ему и его "Каравелле" покоя. Там он и узнал, что умер Паустовский.
"Я сразу побежал на церемонию прощания, как-то пробрался, выпросил даже повязку, чтобы встать в почетном карауле и так простоял там, пока автобусы не поехали в Тарусу, - вспоминает Крапивин, - и вот только в тот день я впервые увидел Паустовского, с которым уже не поговоришь и ничего не скажешь, и все-таки, - и тут на глазах Крапивина заблестели слезы, - это было лучше, чем не увидеться с ним совсем".
Небольшой, но очень показательный пример - Паустовский был для поколения советских людей буквально "святым", это подтверждают в своих воспоминаниях многие, мне об этом рассказывали тот же Владислав Крапивин, Борис Мессерер, Константин Кедров. Люди преклонялись не только перед его словом, но и перед его гражданской позицией - он держался подальше от интриг в Союзе писателей, но он же подписывал письма в поддержку гонимых, того же Иосифа Бродского. Он создал "Тарусские страницы", чтобы дать дорогу молодым и вернуть в литературу вычеркнутых, например, вы знали, что очерки, опубликованные в альманахе за подписью "Н. Яковлева", на самом деле, написала Надежда Мандельштам?
Или вот еще пример искусства жить даже, как мы бы сейчас сказали, в душное время. В те месяцы, когда в советской интеллигенции начало зарождаться цунами, направленное властью по адресу "Переделкино, дом Бориса Пастернака", Константин Георгиевич отправляет ему телеграмму с новогодним поздравлением. В этом был весь Паустовский, телеграмма - это открытое послание, и означало оно только одно - не все пойдут строем против вас, я пойду с вами. Чуткий к поступкам Борис Леонидович сразу же все понял и написал свой знаменитый ответ о том, что Паустовский "стоит особняком среди литературы кажущейся, бездейственной и несуществующей".
Факт третий. Паустовский и "арест"
Пастернак, отправляя ответное письмо, также отдавал себе отчет, как нужна его поддержка Паустовскому. За несколько месяцев до этого, Константин Георгиевич выступил в поддержку романа Владимира Дудинцева "Не хлебом единым" в Центральном доме литераторов. Это была скандальная речь. Советский писатель прилюдно назвал касту бюрократов и номенклатурщиков "циниками и мракобесами, душителями талантов". Паустовский сказал, что народ для таких людей - навоз, "удобрение для своего благополучия" и прямо со сцены обвинил их в убийстве писателей и режиссеров. Эти факты известны истории советской литературы и совести. Как известна реплика тогдашнего главного редактора "Нового мира" Константина Симонова: "Все пропало", или - слова самого Паустовского, написанные вскоре в одном из писем другу: "Я попал в "глаз тайфуна". Но до недавних пор нам не было известно, что та речь Паустовского забрала у него немало нервов и здоровья. Власть испугалась. В деле Льва Ландау есть показания стукача, который передает эмоции ученого, когда тот прочитал слова Константина Георгиевича в самиздате: "Мы с вами трусливы и не нашли бы в себе духа влепить им такую звонкую пощечину". И дальше: "Сейчас открылась возможность революции в стране".
В то же самое время на Лубянке всерьез рассматривали возможность обвинить Паустовского в антигосударственном заговоре, найти связь между его речью и восстаниями в Будапеште. Масла в огонь подливала заграничная пресса. Константина Георгиевича даже пригласили в ЦК и попросили опровергнуть "клевету", а то, мол, посмотрите, только вас там и цитирует! Писатель, конечно, отказался. И дальше, как вспоминал Вадим Паустовский, сын прозаика, "начались странные вещи". У Паустовского должно было выйти в свет его первое собрание сочинений - застопорилось, на радио прекратились передачи по его произведениям, в прессе перестали даже имя Паустовского упоминать. Но "охотники" просчитались, расставляя флажки по уже отработанным схемам - пропажу видного советского писателя заметили за границей, и по газетам Лондона, Парижа, Праги поползли слухи, что Паустовский арестован.
"Это, видимо, превышало планы "мщения". Требовалось срочно публично подтвердить, что он жив и здоров. И вот посыпались предложения выступить и там, и тут", - вспоминал Вадим Константинович.
Но и Паустовский был не лыком шит, быстро понял, почему его так активно зазывают на интервью и семинары. И тогда он решил играть в молчанку. По крайней мере, до тех пор, пока не начнет выходить его собрание сочинений. Эта игра, по воспоминаниям тарусских старожилов, стоила жизни местной курицы. Уговаривать Паустовского в Тарусу приехал один из чиновников Союза писателей, не уговорил, на обратном пути под его колесами оказалась нерасторопная птица.
Был ли это шантаж со стороны Паустовского? В этом был опасная вера в правду и в то, что народная любовь спасет его от "хищников".
В той охоте, как мы знаем, "остались ни с чем егеря", запрет на выход собрания сочинений был снят.
