Тарантино написал книгу о голливудских фильмах 1970-х. Какой киновед получился из великого режиссера?
На английском языке в продажу вышла книга Квентина Тарантино «Спекуляции о кино» (Cinema Speculation) — первый опыт культового режиссера «Криминального чтива» и «Бешеных псов» в нон-фикшн литературе, который получился с трудом поддающейся определениям гремучей смесью из киноведческих записок, прочувствованных мемуаров, журналистских расследований и киноманских фантазий. Почему всем поклонникам не только Тарантино, но и кинематографа в принципе, стоит с нетерпением ждать русского перевода «Спекуляций», рассказывает «Лента.ру».
1972 год. «Отсоси мой член!» — с хихиканьем несется в сторону экрана в огромном кинотеатре посреди черного района Лос-Анджелеса. Бранящийся — Квентин Тарантино. Ему всего 9 лет, и он в полном восторге. Не от фильма — показывают «некую полулюбительскую потугу на социальную драму под названием "Автобус идет"». А от аудитории — 850 преимущественно молодых, преимущественно мужского пола, поголовно чернокожих зрителей с заразительным матерком высмеивают происходящее на экране. Юный Квентин, благодаря маме-киноманке уже привыкший смотреть взрослое кино, но такой живой реакции в белых кинотеатрах не встречавший, не может удержаться от того, чтобы не присоединиться, — и позволяет себе повторить слова, произнесенные кем-то из окружающих. Он с опаской бросает взгляд на своего спутника — маминого нового бойфренда, чернокожего футболиста Реджи, и тот отвечает на извергнутую ребенком вульгарность одобрительным хохотом. Этот киносеанс Тарантино запомнит на всю жизнь.
Эту историю своего первого, но далеко не последнего похода в кино в черном районе режиссер «Криминального чтива» и «Убить Билла» рассказывает уже в первой главе «Спекуляций о кино», его дебюта в нон-фикшн литературе. Вообще-то Квентин и Реджи тогда пришли смотреть блэксплотейшн-боевик «Ганн» с Джимом Брауном, который шел с «Автобусом» двойным сеансом, — но, кажется, эффект от попадания в абсолютно другую социальную среду и, более того, слияния с ней оказался сильнее любого экшена как такового. По крайней мере, ему Тарантино посвящает куда больше строчек — пока не выдает сразу два по-своему ошеломительных признания. Первое — всю свою последующую жизнь он стремился повторить опыт того памятного вечера, причем и как зритель, и как режиссер. Второе — оказавшись среди брызжущих тестостероном в ответ на крутизну Джима Брауна черных мужчин, он, выросший с матерью-одиночкой, пережил свой самый маскулинный на тот момент опыт.
Даже если бы «Спекуляции о кино» исчерпывались этими двумя откровениями, книга уже бы стоила того, чтобы быть написанной, напечатанной и прочитанной — настолько удачно они объясняют природу фильмов Тарантино, причем как их адреналиновое, подростковое по своему стремлению ломать каноны и переписывать историю обаяние, так и их недостатки вроде веры в силу экранного насилия и желания казаться мужественнее, брутальнее, дерзче. Но мемуарной частью этот 400-страничный том, конечно, не ограничивается — рассказав в первой главе о своей более ранней, чем принято, инициации в мир взрослого кино, автор резко меняет регистр и форму высказывания. В главах последующих Тарантино чаще всего предстает киноведом, который переосмысляет историю кино, наводя фокус на, как он считает, изменившие ее фильмы американских 1970-х — и это далеко не всегда (а точнее — почти никогда) те картины, которые считаются безусловной классикой. Но не только.
Что ж, пожалуй, во всех этих качествах режиссер оказывается по-настоящему интересен, способен ввернуть о любимом фильме раскопанную в пылу увлеченности неочевидную деталь, представить небанальный взгляд на заезженную десятилетиями почитания картину или разведать у кого-то из создателей парадоксальный анекдот об истории появления того или иного кино на свет. Другой дар Тарантино в «Спекуляциях о кино» — по отношению к каждому выделенному им здесь фильму (а десятку с лишним, от «Побега из Алькатраса» до «Таксиста», он посвящает по отдельной главе) он ухитряется найти свой отдельный подход, установив ключевой элемент их ценности. Так глава о «Детективе Буллитте» обогащается рефлексией о природе актерской звездности — и рассказывая о Стиве Маккуине, Тарантино подчеркивает важность для его карьеры первой жены Нил Маккуин («Он не читал ничего, кроме автожурналов. Все сценарии были на ней»). А обращаясь к «Грязному Гарри», Квентин берется за размышление о его политической сути — и вместо того протофашистского агитпропа, какой в культовом триллере видели критики 1970-х, обнаруживает умную, расчетливую и да, циничную попытку подыграть консервативной аудитории, которая в эпоху хиппи и контркультуры ощущала себя Голливудом брошенной. Ну а, например, ода подзабытому криминальному залипалову «Команда» оказывается для него невозможной без пространной, перенасыщенной матом и издевками тирады о беззубости кино 1980-х («Они были даже хуже, чем жалкие 1950-е»).
Что до фантазерства — а точнее, вынесенных в название книги спекуляций, — то Тарантино, человек, лично убивший Гитлера («Бесславные ублюдки»), отомстивший за рабство («Джанго освобожденный») и спасший Шерон Тэйт от Чарльза Мэнсона («Однажды в Голливуде»), конечно, без них не обходится. Он на протяжении нескольких страниц воображает, кто лучше, чем Эли МакГро, мог бы сыграть главную женскую роль в «Побеге». Он пытается представить, каким был бы «Таксист», если бы его снял Брайан Де Пальма, и аргументированно обрушивается на Скорсезе за решение изменить сценарий, в котором сыгранный Харви Кейтелем сутенер был чернокожим (есть у Тарантино вопросы и к главному герою: «Никогда, ***** [блин], не поверю, что Трэвис Бикл был во Вьетнаме»). Он вдохновенно мечтает о том, как могла бы сложиться карьера Барри Брауна, звезды «Дэйзи Миллер», который покончил с собой в 27-летнем возрасте.
Мало какому профессиональному киноведу или кинокритику такие развернутые фантазии были бы простительны — и прелесть книги Тарантино даже не в том, что ему, никак не зависящему от успеха «Спекуляций» режиссеру, это позволительно, а в том, что он на глазах у читателя заслуживает право воображать себе подобные альтернативные киновселенные. Заслуживает прежде всего той свободой, с которой он здесь обращается с повествованием и языком, и той беззастенчивой прямотой, с которой позволяет потоку своих мыслей развернуться на бумаге, перескакивая от критических наблюдений к историям из собственной жизни, от мини-расследований к мыслям об устройстве Голливуда и киноиндустрии. Да, порой эта свобода оборачивается спорными заявлениями («"Брюстер МакКлауд" Роберта Олтмана — это киноэквивалент птицы, срущей тебе на голову») или откровенно вульгарными метафорами («Это был коктейль с мочой в составе, который оказывался пугающе хорош на вкус» — о «Джо» Джона Эвилдсена). В то же время без этой самой раскрепощенности языка не было бы здесь и таких метких наблюдений и острот, как «в начале 1970-х на духоподъемность в кино можно было рассчитывать лишь, в лучшем случае, в фильмах о мести» или «неужели кто-то думает, что менее саркастичный Билл Мюррей — идеальный Билл Мюррей?»
