Тайны и загадки в мировой литературе: почему молчал Сэлинджер?

Томас Пинчон — студент Набокова


Факт о Томасе Пинчоне посещавшем лекции Владимира Набокова звучит настолько удивительно, что кажется сомнительным, но так как и в случае с Прустом и Джойсом случалась встреча в Париже, где они обсуждали разные вещи (по одной версии они говорили о личных проблемах, по другой — о трюфелях), вполне можно поверить в такие совпадения.


После возвращения из армии в конце 1950-х годов, Пинчон восстановился в Корнелльском университете и, по некоторым свидетельствам, посещал курс зарубежной литературы, который вел сам Набоков.


Его жена Вера, которая сопровождала его в разных ролях — водителя, помощника и охранника, вспоминала о необычном почерке Пинчона: то он писал прописными буквами, то курсивом. Остается только гадать, как Набоков отозвался бы о "Радуге земного тяготения": учитывая его доброжелательное отношение к молодым американским писателям, можно предположить, что отзыв был бы теплым.


Молчание Сэлинджера


Некоторые считали, что молчание Сэлинджера было частью его бизнес-стратегии, чтобы поддерживать интерес к своей персоне с минимальными усилиями — буддистским упражнением, растянувшимся на сорок с лишним лет.


До установления истины остались считанные месяцы: с 2015 года начнется публикация поздних сэлинджеровских рукописей, включающих, по слухам, новые истории из жизни Глассов и Колфилдов (ничего не попишешь, любимые герои) и — вот это уже интереснее — роман о денацификации послевоенной Европы, в которой контрразведчик Сэлинджер принимал непосредственное участие.


Не то чтобы кто-то действительно верит, будто все эти годы он держал в столе текст уровня литтелловских «Благоволительниц», но как было бы приятно ошибиться.


Алмазный мой венец» Валентина Катаева


Позднее творчество Валентина Катаева, дожившего аж до перестройки, — курьез, заслуживающий отдельного рассмотрения: кто бы мог подумать, что на склоне лет писатель, долгие годы сознательно вытравливавший из своих текстов все живое, сочинит едва ли не самое лиричное произведение русской литературы второй половины XX века.


«Алмазный мой венец» — беллетризованные воспоминания, пенящиеся от вымысла: поди разбери, где автор «Растратчиков» и «Квадратуры круга» безбожно завирается, а где говорит правду.


Значительный вклад в расшифровку романа внесли филологи Леонид Видгоф, Олег Лекманов и Мария Рейкина: они не только крепко связали литературных персонажей с их прототипами — современниками Катаева, но и с академической тщательностью восстановили общественно-литературный контекст эпохи.