«Собрание сочинений» — современное литературное построение, но многое в нём напоминает работы романистов‑классиков
Лидия Сандгрен родилась в 1987 году и с детства сочиняла истории, развлекая ими шестерых младших сестёр. Первую строчку «Собрания сочинений» она написала в двадцать два года, будучи студенткой факультета психологии Гётеборгского университета, а последнюю — в тридцать три, став востребованным психотерапевтом. Автор семисотстраничного, названного в обгон времени дебютного романа уверена, что книги не развлекают и не просвещают, а прежде всего учат жить — чтение как практика проживания чужой судьбы подсказывает, как прожить собственную. Процесс «обучения», однако, с некоторых пор усложнился, он требует усилий и времени, а эти ресурсы ограничены, поскольку цивилизация с благословления модернистов развернулась в «в направлении уменьшения веса и увеличения скорости». Но если, вопреки всему, ты одолел, к примеру, тысячу страниц Томаса Манна, разобравшись в действующей там системе интеллектуальных и эмоциональных координат, тебе гораздо легче ориентироваться и в той реальности, которая окружает тебя самого, даже если, на первый взгляд, в ней нет ничего общего с миром, созданным воображением Томаса Манна.
Воображению Лидии Сандгрен за одиннадцать лет удалось создать из слов пусть пока не целый мир, но его автономную часть — большую и небедную «усадьбу» в стиле реализма. «Собрание сочинений» — это со всей очевидностью современное литературное построение, но многое в нём напоминает работы романистов‑классиков второй половины девятнадцатого века. Читателю здесь относительно спокойно, но не скучно. Отсюда не хочется уходить. Здесь есть парадные залы, в которых человеческие чувства превращены в продуманные интерьеры, и флигели, где они разбросаны беспорядочно. Имеются романтически пыльный чердак для философического уединения и достойная библиотека литературных аллюзий. Есть несколько детских, одна, кстати, в Эфиопии. И сад, отчасти, да, вишнёвый. И хотя здешние обитатели иногда напиваются в стельку (что, в общем, случается и в старом добром романе), но абсолютную важность приобретают лишь движения души — от головы к сердцу. А движения всех прочих частей тела скрыты под плотным слоем слов и почти ничего не значат.
Главных героев трое:
- Густав Беккер — в отрочестве немного нелепый отпрыск аристократического семейства, который, впрочем, быстро и легко становится известным художником‑гиперреалистом, гений со сложным характером.
- Мартин Берг — сын моряка и библиотекарши, из «книжных детей», много читает, пишет сам, но ничего не публикует, руководит вполне успешным издательством, специализирующимся на академической литературе.
- Сесилия Викнер — полиглот, публицист, культуролог, знаток живописи, философии и литературы. Красавица и спортсменка. Жена и мать детей Мартина. Верный друг и главная модель для Густава.
Эти трое, спаянные старой дружбой и схожими интересами, кажутся вполне благополучными, но в один непримечательный день Сесилия внезапно исчезает, просто уходит, оставляя мужа, детей и блестящие карьерные перспективы, после чего, собственно, и разворачивается воронка повествования, в которой нелинейно вращается их общее время: примерно тридцать лет с конца семидесятых годов прошлого века и до начала второго десятилетия нынешнего. События из жизни героев перемежаются с их рассуждениями об искусстве и описаниями шведской академической среды; шелестят имена философов, художников и писателей, причём реальные свободно миксуются с вымышленными. Периодически, сквозь, как и положено, «магический кристалл» проступает текст романа, который много лет сочиняет Мартин — но и это «зеркало в зеркале», и поставленный в тень к Хемингуэю вымышленный писатель Уоллес странным образом лишь подчёркивают реалистичностью изображения, довинчивают ее до фотографической четкости, того самого гиперреализма, которым прославился художник Густав Беккер.
По слухам, сразу после выхода книги неизвестной ранее писательницы вся окололитературная общественность Швеции спешно бросилась искать прототипы Мартина, Густава и Сесилии в полной уверенности, что таковые где‑то существуют. Но их не оказалось.
«А вот любители мета‑смыслов найдут их в тексте без труда, хотя отнюдь не факт, что Лидия Сандгрен закладывала их намеренно. Исчезновение Сесилии можно, к примеру, рассматривать как символ отдаления и ухода книгоцентрической эпохи. А само „Собрание сочинений“ — как шведский памятник этой эпохе. Пока, к счастью, прижизненный».Ася Лавруша, переводчик «Собрания сочинений»
