Семь правил жизни Шварценеггера из новой книги
Почтенный жанр «вдохновляющая книга от знаменитости» многими воспринимается скептически — а зря. В самом деле: что плохого в том, чтобы познакомиться с опытом человека, который многое преодолел и многого добился? Как минимум узнаете поближе интересного (в идеале) человека — а это уже небесполезно.
Книга Арнольда Шварценеггера «Будь нужным» ровно как раз из таких. Как ни относись к «железному Арни» и его актерским талантам — а все-таки его жизненный путь отнюдь не был устлан розами, и бывшему губернатору Калифорнии родом из маленькой австрийской общины есть что рассказать о том, как справляться с трудностями и не останавливаться на пути к своей цели.
«Книга называется «Будь нужным», потому что это самый лучший совет, который дал мне отец. Его слова навсегда засели в моей голове, и я надеюсь, что советы, которые я дам вам на этих страницах, тоже не пропадут зря. Желание быть нужным легло в основу всех моих решений и сделалось принципом, по которому я собрал инструментарий для их принятия», — пишет Шварценеггер. Но его книга ценна не только (и даже, пожалуй, не столько) советами, сколько невыдуманными историями из жизни актера. Предлагаем вам прочитать фрагмент, в котором этих историй с избытком.
Будь нужным: Семь правил жизни / Арнольд Шварценеггер ; Пер. с англ. Николая Мезина — М.: Альпина Паблишер, 2024. — 232 с.
ПЕРЕКЛЮЧИТЕ ПЕРЕДАЧУ И ОТЫЩИТЕ ЧТО-ТО ХОРОШЕЕ
Ученые-социологи не так давно выяснили, почему на неприятные вещи мы реагируем живее, чем на приятные, а на пугающие картинки и заголовки в интернете кликаем чаще, чем на милые. Надежды на успешный результат отнимают у нас меньше энергии, чем беспокойство о дурных последствиях. Даже слов для описания отрицательных эмоций у нас больше. У этого явления есть название: «негативная предвзятость», и ученые говорят, что это, вероятно, механизм, способствующий выживанию. Слишком многие из наших предков, которые больше думали о приятном опыте, чем о болезнях и опасностях, погибали, так что за последние 6 млн лет эволюции наш вид приобрел повышенную чувствительность к плохому. Мы носим в себе немало кодов из далекого прошлого, которые сегодня уже не так полезны, как когда-то, и этот, несомненно, один из них.
Он, если задуматься, полезен, но мне — скажу честно — не нужен. Для меня фокусироваться на негативном — пустая трата времени: я хочу не выживать, а процветать, чего и вам желаю. Потому и считаю, что всем нам нужно учиться принимать любые обстоятельства и менять ракурс, чтобы находить что-то хорошее, в какой бы ситуации мы ни оказались.
Знаю, не всем это дается просто. Мне повезло: я был таким всегда, сколько себя помню. Все мои друзья скажут, что одна из самых характерных моих черт — способность находить радость во всем, что я делаю. Все просто: оптимизм помогает мне жить. И вам, я знаю, способен помочь. Более того — он может вас спасти. Спросите толкового врача- онколога, и он скажет: покажите мне пациента с позитивным восприятием — и я покажу вам пациента с благоприятным прогнозом. Смахивает на магическое мышление, но онкологи лучше всех знают: если вы чувствуете, что не в силах повлиять на события, вы правы. Если же верите, что можете преодолеть несчастливые обстоятельства — не только выжить вопреки болезни, но и преуспеть благодаря ей, — вы тоже правы.
Я часто думаю о том, насколько иначе сложилась бы моя жизнь, не будь я таким позитивным парнем. В Тале, где я рос, я не каждый день ел мясо и обходился без горячего душа, пока не пошел в армию. День за днем я колол дрова и таскал воду — это достаточно неприятно зимой, но не вызывало никакого сочувствия у отца, чье детство было еще суровее. Кроме того, в доме Густава Шварценеггера ничего не давалось бесплатно. Даже еда. Двести приседаний — или сиди без завтрака. Ничто так не возбуждает аппетит, как натощак хорошенько поскакать лягушкой.
Все эти тяготы могли бы надломить меня. Отодвинуть образы Америки, которую я нашел в журналах и кинохронике, в недосягаемую даль. Выбить из меня стремление заглянуть за горизонт. Дома уж точно никто не поощрял мечты о жизни вдали от холмов юго-востока Австрии. По возвращении из армии меня ж дала хорошая работа в полиции. Другие только мечтают о такой, говорил отец. Моего увлечения бодибилдингом он тоже не понимал и не одобрял, видел в нем эгоизм и самовлюбленность. «Почему бы вместо этого не наколоть дров? — советовал он. — Станешь здоровым и сильным и по крайней мере что-то полезное сделаешь…» Бывало и так, что, вернувшись со службы пьяным, он нас колотил. Те вечера были особенно тяжкими.
Я мог бы легко зациклиться на всем этом, но предпочитал видеть светлую сторону. Я всегда выбирал ее — признавал, что в абсолютном большинстве случаев отец все-таки был хорошим отцом, а мать и подавно всегда оставалась лучшей матерью. Ту жизнь не назовешь легкой или веселой, тем более по нынешним стандартам, но это была хорошая жизнь. Жизнь, в которой я многому научился, обрел свою страсть и призвание, нашел первых наставников.
Даже безоговорочно дурной опыт я предпочитаю помнить как важную часть того, что вытаскивало меня на свет, подталкивало вперед, сделало тем, кто я есть сегодня. Будь мое детство хоть на каплю светлее, вы, наверное, не читали бы сейчас эту книгу. Окажись оно на каплю мрачнее — тоже вряд ли: я легко мог провалиться в ту же кроличью нору алкоголизма, что и мой брат. Он в итоге поплатился за это жизнью, в 1971 г. пьяным попав в аварию.
Я многим обязан своему происхождению. Я — его часть и его продукт. Только благодаря этому опыту — всему целиком — я стал тем, кто я сегодня. На этот счет у стоиков был особый термин: amor fati. Любовь к судьбе. «Не желай, чтобы события происходили, как хочешь ты, — изрек великий философ и бывший раб Эпиктет, — но радуйся, что они происходят так, как происходят. Тогда ты будешь счастлив».
О том же говорил Ницше: «Моя формула для величия человека есть amor fati: не хотеть ничего другого ни впереди, ни позади, ни во веки вечные. Не только переносить необходимость, но и <...> любить ее»*.
Чтобы достичь подобного, нужно поработать. Думать, глядя в лицо неприятностям и передрягам, «Да, это то, что мне нужно. То, чего я хотел. Мне это нравится» не вполне в природе человека. Странно: негативная предвзятость влечет нас к мрачному, но она же заставляет нас убегать, отворачиваться и отрицать трудности, когда они находят путь к нашему порогу. Если это не помогает, остается жаловаться. Этим грешат все — даже лучшие. Всегда. В большом и малом.
Всякий раз, оказавшись в дерьме и чувствуя, как внутри разгорается желание поныть и постенать, я останавливаюсь, перевожу дыхание и думаю: пора переключить передачу. И говорю сам с собой вслух, напоминаю себе, что нужно найти в ситуации светлую сторону.
В марте 2018 г. я оказался в одной из самых паршивых ситуаций, какие только можно представить: «минимально инвазивная» по плану процедура замены сердечного клапана обернулась полномасштабной операцией на открытом сердце и реанимацией. Хирург, менявший клапан, нечаянно проткнул мне сердечную стенку, так что пришлось срочно вскрывать грудь и исправлять ошибку. А заодно и клапан менять — дедовским способом.
Пойди все по плану, меня выписали бы через пару дней, а еще через пару дней я бы скакал как ни в чем не бывало. Потому-то и решился на операцию. Несколькими неделями раньше я познакомился с 90-летним дедом, который как раз недавно через это прошел, и выглядел он так, будто просто отдохнул в спа. Удачный момент, подумал я: клапан пора менять. Срок его службы — 10–12 лет, а мой поставили в 1997 г., когда я перенес первую операцию на сердце из-за двустворчатого аортального клапана. Это врожденный порок, и он может никак не сказаться до конца твоих дней, а может внезапно убить, как убил в 1998-м мою мать. Замену я откладывал: мешали дела и уверенность, что операции на сердце — по-прежнему нехилый геморрой. И вот мне сказали, что есть процедура не сложнее артроскопии. Это мне подходило как нельзя лучше, учитывая, что через пару месяцев предстояло лететь в Будапешт на съемки «Темных судеб». Я собрался лечь в больницу, потом недельку отдохнуть и возвращаться в зал — качаться к этим самым съемкам.
И вот я очнулся — с дыхательной трубкой в глотке. «Очень сожалею, Арнольд, — сказал врач. — Возникли осложнения. Пришлось вас разрезать».
Пока он объяснял, что произошло, у меня в голове вертелось немало разных мыслей и эмоций. Я перепугался: меня едва не прикончили. Я разозлился: теперь я стану огромной проблемой для продюсеров фильма. Я огорчился, вспомнив, сколько времени восстанавливался после первой операции на открытом сердце, а ведь тогда я был на 21 год моложе! И достаточно неприятно было услышать, что в больнице я останусь минимум на неделю, а без тренажеров — еще месяц. Меня не выпустят, пока я не смогу глубоко вдохнуть, не раздирая легких, ходить без опоры и опорожнять кишечник — или, как это назвал я, «объявить о победе» — без того, чтобы меня усаживали на унитаз и снимали с него.
Я уделил всем этим чувствам некоторое время, но потом, едва врачи наконец вышли за дверь, сказал себе: «Ладно, Арнольд, ты явно хотел не этого, но ты жив. Давай переключаться. Сейчас твоя цель — поскорее отсюда выбраться. У тебя есть задача: делать упражнения и показать результат, который будет означать выписку. За дело!»
Я нажал кнопку звонка. Вошла медсестра. Я попросил ее немного протереть маркерную доску на стене напротив и написать наверху «дыхание» и «ходьба», а ниже отчеркнуть линию. Всякий раз, выполнив серию дыхательных упражнений или прошагав какое-то расстояние — до конца коридора, до сестринского поста, до лифтов, — я просил ее нарисовать на доске палочку. Так же я тренировался в Граце, так же заучивал роли и речи. Эта система работает — и я умею ее применять. Кроме того, зримый прогресс придает уверенности и позволяет наращивать темп. А еще можно не считать в уме — то есть тратить всю душевную энергию на то, чтобы не замечать, как жжет мне легкие каждый вдох и выдох через аппарат, похожий на помесь колбы и кошачьей игрушки. Освободив голову от прикидок, лучше мне или не очень, я мог сосредоточиться на включении мышц ног, рук и спины при ходьбе по больничным коридорам — сначала с ходунками, потом с тростью, а потом и просто в сопровождении капельницы на колесиках, в мешок которой уходила трубка, торчавшая из моей груди.
«Объявление о победе» состоялось на сутки раньше намеченного, и домой меня вернули на седьмой день. Через месяц после операции (может, без дня или двух, если не путаю) я стоял в домашнем спортзале перед вертикальным блоком, поставив рядом капельницу и повесив на гриф трубку, которая все еще торчала из меня, и тянул гриф без веса, чтобы разбудить мышцы. Еще через месяц — добавлял вес с каждым подходом: 20 фунтов, 40, 60… Еще через месяц я сидел в самолете — и летел в Будапешт, на съемки, точно по договору.
Этой историей я делюсь редко. Но когда делюсь, многие спрашивают, подавал ли я в суд на врачей, едва не убивших меня на столе. И всякий раз я удивляюсь: мне такое даже не приходило в голову. Все ошибаются. Строго говоря, я заранее знал, что ошибки бывают и при этой операции. Годом раньше в той же самой больнице во время такой же процедуры погиб из-за осложнений актер Билл Пэкстон. Поэтому я согласился на операцию лишь при условии, что в той же операционной будет находиться в полной готовности бригада, оперирующая на открытом сердце. А кроме того, врачи тоже люди. Они стараются как могут — и, не забывайте, жизнь они мне спасли! Ради чего тащить их в суд? Кто от этого выиграет, кроме адвокатов? Кто и что получит хорошего, если дело закончится иском?
Знаменитый австрийский психолог Виктор Франкл, бывший узник концлагеря, говорил: «Мы не можем решать, что произойдет с нами в жизни, но мы всегда в силах выбрать, как относиться к происходящему и что делать». Так вот вам вопрос: сколько часов в неделю, по-вашему, вы тратите на недовольство событиями, в которые не в силах вмешаться? А сколько — на беспокойство о том, как бы не случилось то, чего вы не можете ни предвидеть, ни предотвратить? Сколько минут в день вы позволяете себе потратить на чтение новостей и постов в соцсетях, которые вас бесят, но не имеют никакого отношения к вашей жизни? Сколько злитесь за рулем — и несете эту злость с собой в офис, на учебу, домой? Мы только что говорили о том, как плотно расписан ваш день и как нужно беречь те драгоценные несколько часов, без которых не воплотишь мечту. Поддаваясь негативным эмоциям, вы позволяете им отодвигать ее, красть ваше время, обделять людей, которые идут за вами — родных, университетскую спортивную команду, проектную группу на работе, воинское подразделение, что бы то ни было еще.
