Рождество Диккенса в середине девятнадцатого века. Каким оно было?
В середине девятнадцатого века Рождество вовсе не являлось таким пышным праздником, каким мы его знаем сегодня. Не было елок, праздничных открыток, щедрых подарков и чудесного "Времени Чудес". Этот праздник ценился даже ниже Пасхи, а англиканская церковь относилась к нему с явным скептицизмом и подозрением, считая, что в его основе лежат языческие традиции. Не случайно Рождество совпадает с языческим Йолем, а день рождения Иисуса — с днем рождения Митры. Это был скорее сельский праздник, сохраняющий языческие обычаи, включая обряд "Лорда Беспорядка", который руководил веселыми мероприятиями в праздничную ночь. Все это немного напоминало современный Хэллоуин. До появления "Рождественской песни в прозе" праздник не считался временем, когда происходят чудеса.
Каким, по-вашему, должен быть тот, кто изменит весь мир? Избранный, вокруг которого должны кружиться барды на мотоциклах, чтобы провозгласить его волшебником? Но этим Избранным оказался простой человек из народа. Не самый умный и иногда далеко не самый приятный. Его суперспособность заключалась в том, что он оставался просто человеком, не теряя своей оригинальности, не приукрашивая свою личность до нереальности, не стремясь стать великим мудрецом. Он был пророком Радости, Доброты и Удовольствия, и именно он изменил весь мир. Я даже прочитала книгу Леса Стэндифорда, по которой снят фильм, о котором упоминала ранее. Итак, спойлер: в книге не раскрывается, что вдохновляло Диккенса. Автор предполагает, что это было писательское тщеславие. Однако сама структура книги, начиная с момента, когда Чарльз Диккенс теряет свое детство и вынужден идти работать, когда его отца посадили за долги, заставляет задуматься не только о выводах автора, но и о том, верит ли сам Лес Стандифорд в свою теорию.
Итак, что же мы имеем по итогу? В 1842 году Диккенс молодой (ему тридцать один год) автор, успешный, но пик славы уже на излете. От него ждут хлесткого, язвительного юмора в стиле «Пиквика» , а такие произведения, как «Барнеби Радж» и «Мартин Чезлвит» не приносят должного количества продаж. Он должен деньги своим издателям (не спрашивайте, я сама пока не разобралась в этой сложной финансовой системе). И вот его издатели совершенно не хотят вписываться в авантюру и выпускать в кратчайший срок «Рождественскую песнь в прозе». Но Диккенс готов сам оплатить тираж, заказывает иллюстрации, ставит невысокую цену, а заодно выбирает красивую красную обложку и золотой обрез.
Причем, замечу, повесть вообще пока не написана, а так как романы Диккенс выпускает по частям, то ему за эти шесть недель, пока он будет писать «Рождественскую песнь», надо заодно сдать не меньше двух частей «Мартина Чезлвита». Кстати, да, вот то, что почему-то очень сильно забывают современные исследователи прозы девятнадцатого века: Диккенс писал в режиме сериала, постоянно принужденный «выдавать проду», если начинал новый проект. Но тут ему на всё наплевать, он уверен, что сможет выпустить книгу, на которой заработает, несмотря на то, что предыдущие продажи были не столь хороши. Итак, молодой человек, на которого глубочайшее впечатление произвела финансовая катастрофа отца, отчего его детство закончилось и он пошел работать, а теперь у него самого пятеро детей и громадный дом, который надо содержать, но он впервые сам готов рискнуть всем и влезть в долги. Да, конечно, не стоит сбрасывать со счетов, что Диккенс просто проявил безумное мужество и самоуверенность, Лес Стэндифорд несколько раз повторяет, что Диккенс надеялся получить 1000 фунтов за «Рождественскую песнь».
Забегая вперед, хотя продажи по довольно низкой цене вполне себе дали подобный доход, издатели вычли столько, что Диккенс получил всего 137 фунтов. Но давайте представим, что всё было наоборот. Что Диккенс мог решить, что его талант заканчивается или хотя бы заканчивается интерес к нему публики. Тогда скорость, с которой он писал «Рождественскую песнь» объясняется просто — на следующий год Диккенс уже мог бы оказаться не таким популярным и влиятельным писателем, как год назад. Потому он торопится сейчас, сию секунду сказать то, что для него важно. Во всех своих книгах, и предыдущих, и последующих, он пытается бороться за справедливость.
Так почему бы и этой повести не быть итогом его мыслей, копьем, которое он бросает в будущее, словами, которые будут помнить, когда уже забудут о нём самом? Посмотрим, о чём же «Рождественская песнь». Одинокому, злобному, но несчастному в душе Скруджу противопоставляется семья Боба Крэтчита, которая получает удовольствие от общения, но которой грозит в будущем несчастье — потерять младшего сына Крошку Тима. Обратим также внимание, что духи Рождества, навестившие Скруджа, вовсе не ангелы, так и неясно, что же они такое. Но основное чудо, которое дают духи — это возможность изменить будущее.
Я обращала внимание, как часто люди видят совсем не тот смысл, который несет в себе произведение. Господи Боже, самое популярное рождественское произведение наших времен, а именно фильм «Один дома» не понял даже сам автор сценария — Джон Хьюз. Мне кажется, я видела все сиквелы и наглые плагиаты на произведение: незадачливых грабителей избивали таким количеством способов, что позавидовали бы создатели любых дешевых хорроров, но ни в одном фильме, повторяющем формулу, я не видела основного события оригинального фильма — чуда, которое остановило часы, заставило проспать семью Кевина Макалистера и тем самым выполнило его желание побыть одному в праздники. То же и с «Рождественской песней» Диккенса — преображение злодея стало типичным сюжетом святочного рассказа (сложно поверить, но до Диккенса не было этой разновидности сентиментальной литературы к Рождеству). Сам Диккенс старался повторять эту схему, но она уже не имела того же успеха.
Я бы отнесла понимание схемы Диккенса и успешное ее повторение на период 80-х годов двадцатого века, во все эти семейные американские комедии, апофеозом которых и стал «Один дома». Схема говорила о том, что у тебя есть время. Что прошлое не имеет над тобой власти, если ты его осознал и отпустил. Что ты можешь не быть один, если одиночество тебе не нравится. Да, это породило уже иной культ, когда людей одиноких заставляли чувствовать себя неудачниками, но это уже совсем иные истории. Мозг человеческий устроен так, что мы стремимся к выигрышу. Чем выше условия для этого социального выигрыша, тем более несчастными мы себя чувствуем. Нет машины? Неудачник! Нет квартиры и престижной работы? Трижды неудачник! Семья же есть практически у всех и само то, как Диккенс показал возможность счастья за семейным столом, дало ощущение выигрыша. Мы рядом друг с другом, мы поддерживаем друг друга? Значит мы выиграли! С момента популярности «Рождественской песни» Рождество становится не праздником колядующих, а семейным праздником, праздником, когда люди осознают, как много они имеют и делятся с теми, кому повезло меньше. В этой традиции «делиться радостью» появляется нечто настолько христианское, что намного превзошло любые традиции Пасхи.
В этой идее сошлось так много божественного и человеческого, что Рождество празднуют и представители иных конфессий, иных религий, сторонники атеизма. Как и было сказано, повторить успех другими праздничными повестями Диккенсу не удалось. Его другие праздничные книги следовали схеме «изменения», но вовсе не новым социальным вершинам, которых легко можно было бы достичь. Зато в больших романах Диккенс постоянно проводил идеи социальных преобразований. Я очень часто вижу обвинения викторианского времени в том, сколько болезней и язв там было. Обычно это вызывает мои жуткие эмоциональные выплески: «Да вы знаете об этих язвах только потому, что о них говорили! Что были произведения, которые обращали внимание на ужас детского труда, работных домов, жестокости в псхибольницах и так далее! Вы знаете о социальных проблемах Англии девятнадцатого века потому, что там эти проблемы старались исправить, а там, где эти проблемы замалчивали, эти ужасы продолжали существовать и все последствия предлагалось расхлебывать потомкам!» Диккенсу добрые духи Рождества дали время, дали возможность снова взойти на вершину и более никогда с нее не сходить.
Рождество стало праздником для всей семьи, постепенно обретая и возрождая традиции, вроде елки, Санта Клауса, подарков, открыток и обязательного рождественского чуда. Рождество стало временем объединения: праздником не только для людей и ангелов, но и низших духов, вроде эльфов, которые теперь являются неотъемлемой частью праздника. Это время волшебства, не религиозного, но доброго волшебства. Один человек заставил всех поверить в волшебство рождественской ночи, и общая вера создала чудо. Кое-что из повести создало новую традицию. Так раньше на Рождество подавали гуся, а после книги — индейку. Вошла в обиход фраза «Счастливого Рождества» (Merry Christmas). В остальном мифология Рождества стала складываться иначе, практически проигнорировав все образы из повести. Диккенс подарил идею, и она словно всегда жила в человечестве, почему и стала одной из самых тиражируемых. Что ж, осталось ждать еще одного человека, который сумеет поселить в человечестве идею того, что волшебное время Рождества, время чудес может быть постоянным, что у всех нас есть время жить той жизнью, какой мы бы хотели, и что важнее не то прошлое, которое нас сформировало, а то будущее, которое сформируем мы, а потому Бог пусть благословит нас всех!
