Роль книг отраженная в самых разных метафорах

Автор статьи: Юлия Щербинина — доктор педагогических наук, специалист по книговедению и коммуникативным дисциплинам. Автор двенадцати научных, научно-популярных и учебных книг. Лауреат премий журналов «Нева» и «Октябрь».

"Бывают… патологические случаи духовного упадка, когда чтение может стать чем-то вроде лечебной дисциплины… Книги тогда играют ту же роль, что психотерапевт для иных неврастеников".
Марсель Пруст. О чтении

Роль книг в нашей жизни отражена во множестве самых разных метафор: книга – друг, учитель, судья, оружие; сосуд знания, зеркало общества, путеводная звезда… Среди образных параллелей есть медицинская: книга – лекарство, чтение – лечение, библиотека – аптека, писатель – врач. Когда и как эти метафоры становятся литературными сюжетами, научными теориями, практическими руководствами? Как изменяется с течением времени врачебная роль книг?

1. Способность чтения оказывать целительное воздействие признана с древнейших времен. Хрестоматийные примеры – табличка «Лекарство для души» при входе в книгохранилище фараона Рамзеса II, упоминание книг как врачующих средств в сказках «1001 ночи». В Европе врачевание книгами получило официальный статус со второй половины XVIII века, тогда же были заложены теоретические основы библиотерапии и созданы библиотеки со специальным подбором литературы. Так, английский врач Сайденген «назначал» своим пациентам «Дон Кихота». С 1802 года библиотерапевтические идеи стали распространяться и в США усилиями «отца американской психиатрии» Бенджамина Раша. А основателем библиотерапии как науки считается шведский невропатолог Яроб Билстрем.

В России история книголечения началась с работы доктора Иустина Дядьковского «Общая терапия» (1836). Большой теоретический вклад внесли библиопсихологические работы книговеда и библиографа Николая Рубакина, автора «Программы по исследованию литературы для народа» (1889) и знаменитых «Этюдов о русской читающей публике» (1895). А местом рождения советской библиотерапии стал Харьковский психоневрологический госпиталь, где в 1927 году философ, врач и педагог Илья Вельвовский начал использовать чтение в качестве лечебно-оздоровительного средства. Первый в СССР кабинет библиотерапии для реабилитации больных неврозами открылся в 1967 году в санатории «Березовские минеральные воды» Харьковской области.

В строго терминологическом значении под библиотерапией (греч. biblion – книга + theraрeia – лечение) понимается метод психотерапии, использующий литературу как одну из форм лечения словом. Синонимы и близкие понятия: либротерапия, компенсаторное чтение, коррекционное чтение, оптимистическое чтение.

В этой области мы фактически шли шаг в шаг с американцами. В 1916 году государственный деятель Сэмюэль Крозерс ввел в научный обиход термин «библиотерапия», а Николай Рубакин в Женевском педагогическом институте основал библиопсихологию – новое научно-прикладное направление на стыке психологии, литературо- и библиотековедения. В 1941-м термин «библиотерапия» был включен в «Медицинский словарь Дорланда», а в настоящее время существует уже более сорока ее определений.

2. В самом общем и упрощенном виде лечебное воздействие художественной литературы основано на реверсии и дистанцировании. Реверсия предполагает смену ролей: читатель узнает себя в персонаже, проецирует свою жизненную ситуацию на книжную либо вживается в персонажа, идентифицирует себя с ним в процессе чтения. Следующий этап – дистанцирование: читатель мысленно отстраняется от имеющихся у него проблем и недугов, «переплавляя» их в литературный сюжет, «подставляя» вместо себя персонажа.

Однако это только внешний психологический аспект, а есть более сложный и скрытый – философский. Чтение как возвышающий акт – что стоит за этим традиционным представлением, прочно укоренившимся в культуре? Здесь не просто очередная метафора – одухотворение и облагораживание человека с помощью литературы. Книга в самом прямом, буквальном смысле задает вертикаль бытия.

Основные состояния, при которых наше тело пребывает в горизонтальном положении, – сон, болезнь, смерть. Чтение, даже если оно происходит лежа, задает движение по вертикали. Следя за развитием действия, увлекаясь повествованием, мы на какое-то время отрываемся от окружающей действительности, исчезаем из реальности.

Пусть мысленно и условно, читатель перемещается в вертикальную плоскость. Книги – «магниты небес» – блистательное и очень точное определение Стефана Цвейга. Утратив сакральный статус в современном мире, чтение сохраняет экзистенциальные смыслы и создает виртуальный эффект жизни и здоровья.

В таком контексте первичным оказывается даже не содержание чтения, а сам процесс: перемещая взгляд по строчкам, листая страницы или слушая текст в устном исполнении, мы ощущаем себя живыми. Болезни отступают, проблемы забываются, беды кажутся не столь ужасными. И, пожалуй, это главный лечебный эффект чтения – все прочее (самопознание, соучастие, сопереживание) тоже важно, но уже вторично и производно.

Библиотерапия – «небесная магнитотерапия». Причем здесь нет никакой выспренности или романтики. Чтение в чем-то подобно спорту: оздоровительный эффект достигается совершением определенных действий. Неслучайно чтение называют также гимнастикой ума. Все по-медицински четко и лаконично: читать означает жить.

3. Библиотерапевтические идеи отображались и в самих литературных произведениях. Скажем, в XVI–XVII веках были чрезвычайно популярны медицинские заглавия книг вроде «Пластырь для души». Иные из них были образчиками словесной вычурности: «Душецелебная аптечка аптекаря душеслова», «Духовный клистир для душ, в кротости своей страдающих от запора», «Душеспасительный ночной колпак, скроенный из утешительных речений» (примеры из знаменитой «Комедии книг» Иштвана Рат-Вега). При всей нелепости подобных названий для современного восприятия они транслировали все ту же идею целительной силы книг.

Идея лечебного и оздоровительного чтения близка также героям многих произведений. Еще в трактате Франческо Петрарки «Моя тайна» возникает образ чтения как «исцеления духовного недуга». Эразм Роттердамский усматривал врачебную пользу в смешных книгах – ими он предлагал лечить чирьи. Гетевскому юному Вертеру книга была необходима, чтобы обрести гармонию с собой и миром, успокоить страдающую душу, «убаюкать мятежную кровь». Пушкинский Сальери признавался Моцарту, что Бомарше советовал ему при посещении «черных мыслей» перечитать «Женитьбу Фигаро». Смертельно раненый Андрей Болконский просит положить ему под голову Евангелие…

Занимались литераторы и разработкой библиорецептур. Так, в романе английского писателя Булвер-Литтона «Кэкстоны» (1849) легкое чтение рекомендовано от насморка, приключения – от тоски и уныния, биографии – от душевных потрясений, научные труды – от депрессии и отчаяния, стихи – при финансовых катастрофах. Карел Чапек в очерке «Что когда читается» (1927) «в случае умеренной хандры» предписывает «роман экзотический, исторический или же утопический»; при неожиданной болезни – увлекательное чтение, но «непременно с благополучным концом»; при хроническом заболевании – «что-нибудь благодушное и положительное».

Современная литература воспроизводит классические и моделирует новые условия, обстоятельства, ситуации целительного воздействия книг: инвалидность, сиротство, одиночество, изоляция, душевное опустошение, потерянность в жизни. Для героини романа Джона Фаулза «Коллекционер» чтение становится буквально физическим способом выжить в заточении. Юноше из «Трудностей жизни изгоя» Стивена Чбоски открываются душецелительные ресурсы чтения. Аналогично в романе Олега Раина «Отроки до потопа» книги помогают подростку в преодолении кризиса взросления. Герою рассказа «Сад» Андрея Битова старинная книга помогает справиться с мучительной ревностью. «Библия для детей» становится врачующим средством для ребенка из повести «Мальчик, которому не больно» Альберта Лиханова.

Итак, литература блистательно описывает себя и сама же моделирует эффекты воздействия книг на читателей. Но, как известно, жизнь все равно сложнее литературы. И современный мир, постоянно наполняясь новыми явлениями, меняет исходные, традиционные представления о библиотерапии.

4. Сегодня медицинская метафора слетает с книжных страниц и, подобно вирусу, распространяется уже на жизненные реалии, то и дело возникая в названиях общественных мероприятий, акций, проектов. Например, «Скорая книжная помощь» – волонтерский проект благотворительного фонда «Река детства» по обеспечению книгами больных детей. «Аптека для души» – библиошоу ко Дню библиотек в Кировской области. «Исцеляющая сила книги» – просветительская лекция о пользе чтения и передача книг из библиотечных фондов в дар стационару одной из поселковых больниц Краснодарского края.

«Лекарство от скуки» – беллетристическая серия издательства «Иностранка». Русскоязычный литературный сайт «Неогранка» стилизован под санаторий. Зарегистрированные пользователи публикуют свои произведения в «Амбулатории», модераторы распределяют их по «палатам»-разделам. Модная европейская придумка – оформление поэтических сборников как лекарственных упаковок.

Примеров еще масса, но очевидно одно: в настоящее время библиотерапия трактуется очень широко, границы понятия заметно расширяются. «Терапевтический» смысл придается уже не только самому чтению, но и смежным процессам – книгоизданию, книгообмену, читательскому общению. Теоретически вообще любому событию, в котором как-нибудь задействована книга.

Нынче библиотерапия убегает из врачебных кабинетов на либмобы, в модные читательские клубы и глянцевые журналы. Книголечение интегрируется с актуальными библиотечными практиками: театром книги, библиоквестами, библиокафе, библиодискотеками и даже книжными свиданиями. Новейшими библиорецептурами становятся чтение-игра, чтение-приключение, чтение-состязание.

Книга превращается в разновидность девайса, «полезного приспособления». Для карьерного роста сейчас читают тренинговые пособия и бизнес-библии, для интеллектуального статуса – Пелевина и Сорокина, для имиджа – гиды по новым авто, кулинарные книги, журналы мод. И по большому счету здесь уже не остается места для книголечения как такового. Когда же врачевать душу, если надо соответствовать стольким социальным требованиям и актуальным тенденциям? Приходится совмещать: чтение – и танцы, свидания, еду…

Библиотерапия в ее исходном понимании – как методика лечения книгами – также заметно меняется в последние десятилетия: выходит за пределы медицины и становится социокультурной практикой, а в последние годы – актуальным «трендом», модной «фишкой». Одни посещают психоаналитика, другие – коуча, а кто-то – библиотерапевта. На передовых позициях здесь англоязычный мир.

В 2013 году стартовала библиотерапевтическая программа Национальной службы здравоохранения Великобритании «Книги по рецепту». Доктора стали не просто рекомендовать, но официально «назначать» книги в лечебных целях. Прежде всего, речь идет об изданиях по психологии и личностному развитию, а также о психотерапевтической прозе – литературном жанре на стыке художественного романа и врачебного руководства. В специальном списке «Книги для поднятия настроения» – художественная литература: идиллический роман Лори Ли «Сидр и Рози», юмористические заметки Билла Брайсона, исполненная восточной утонченности книга «Гарун и море историй» Салмана Рушди и даже провокативно-эротические «Пятьдесят оттенков серого» Э.Л. Джеймс. Кроме того, появилась специальная услуга составления персональных читательских списков – всего за восемьдесят английских фунтов. В повседневный обиход вошли слова «литерапия», «библиорецепт», «книгоконсультирование».

Если же рассматривать библиотерапию как самолечение, то нынче она становится частью столь же модного лайфхакинга(англ. life – жизнь + hack – взлом) – системы полезных советов и методик для решения бытовых проблем. Библиотерапевтические пособия легко встают на полку литературы самопомощи (англ. self-help-books), как обобщенно именуют книги по улучшению жизни, и органично встраиваются в длинный ряд мануалов – практических руководств вроде «Обустройства дома по фэн-шуй» или «Правил поведения на собеседовании при трудоустройстве».

Яркий пример – завоевавшее большую популярность издание британского опять же библиотерапевта Сьюзан Элдеркин «Лечение романами: литературные лекарства от А до Я» (2013). Теории здесь минимум, а практика сведена к набору нехитрых и общепонятных рекомендаций. При этом библиотерапевты постоянно претендуют на первооткрывательство методик и новизну идей. «Нам хочется думать, – заявляет в интервью Сьюзан Элдеркин, – что мы были первыми, кто привнес этот термин [библиотерапия] в отношении повседневной жизни. С нашей книгой… мы были первыми, кто предложил, что художественная литература сама по себе является лучшей формой терапии»[1]. Непонятно даже, то ли святая простота, которая хуже воровства, то ли наглость, которая второе счастье.

Еще одна практика, сложившаяся с распространением интернета, – читательский обмен библиорецептами. Вот лишь несколько образцов из социальной сети книголюбов LiveLib. «Применять в качестве сильнодействующего средства от хандры» (Шарлотта Бронте «Джен Эйр»). «Читать, пить, вдыхать по три-четыре главы в день. Лекарство от всего» (Рэй Брэдбери «Вино из одуванчиков»). «Принимать при потере настроения и веры в чудо» (Александр Куприн «Чудесный доктор»). «Помогает при несчастной любви, непринятии мироустройства и тяжелых буднях» (Вера Полозкова «Осточерчение»).

Здесь не всегда очевидно, где просто яркая метафорика и словесная игра, а где попытка реального самоотождествления читателя с врачом. На сайте напрямую предлагается: «Давайте поиграем в докторов и повыписываем рецепты». Но ясно одно: фактически каждый нынче волен назваться библиотерапевтом. Начать можно с разовых консультаций (как в приведенных примерах), а затем, уже войдя во вкус и поднаторев во врачебных формулировках, открыть виртуальный библиотерапевтический кабинет (завести книжный блог) и пользовать таких же сетевых пациентов.

5. В последнее время заметно расширилась и существенно изменилась также сама библиорецептура. В традиционной культуре читатель в основном предпочитал лечиться «по-серьезному», требуя содержательного наполнения книги, взыскуя смысловой глубины. Разумеется, всегда была также литература развлекательная и релаксационная, но все же под «душецелительными» книгами прежде понимали идейно насыщенные и поучительные произведения. В современном мире значимым критерием эффективности чего бы то ни было стала актуальность.

Аналогично моде на похудение с помощью «гербалайфа», в 1990-е годы вошла в моду наконец дошедшая до нас гламурная проза, а немного позднее – чиклит (амер. сленг: hicklit– букв.«литература для цыпочек»). Российские читательницы сполна испытали на себе психотерапевтическое воздействие этой литературы. Беллетризованные женские истории карьерных взлетов и любовных побед, выходящие из-под пера ведущих мастеров жанра – Джессики Адамс, Кэндис Бушнелл, Софи Кинселлы и др., стали для наших женщин окном в дивный новый мир евро-американского благополучия. Главврачом здесь была назначена, конечно же, Хелен Филдинг – автор культового «Дневника Бриджит Джонс». Героини гламурной прозы требовали подражания и вдохновляли на жизненные «подвиги». Расплатой за доверие становились неадекватность жизненных представлений и ложная самоидентификация, зато наградой – врачевание депрессий, избавление от комплексов, повышение самооценки.

Затем нас абсолютно очаровал иронический детектив. Главным книжным доктором страны стала Дарья Донцова. Из интервью писательницы: «Я заместитель семьи для тех, у кого личные проблемы. После моей книжки не возникает желания прыгнуть с седьмого этажа»[2]. Действительно, не возникает. Аналогичную мысль высказывает ее коллега Татьяна Устинова: «Нужная книга, прочитанная в нужное время, – лучшее лекарство. И лучший рецепт улучшения тяжелого морального положения»[3].

Ну а кому слабительного или мочегонного – пожалуйте к полке «ужастиков». Хоррор либо саспенс – в зависимости от анамнеза и характера заболевания. В любом случае загляните в кабинет доктора Кинга, он всегда сможет подобрать индивидуальный метод лечения. Если без шуток, то есть авторитетные научные работы, в которых обоснован терапевтический эффект романа ужасов.

Не забудем и про юмористическую прозу – издавна известна целительная сила смеха. А уж в соединении юмора с детективом получается поистине животворящий эликсир. Недаром проза той же Донцовой много лет подряд держится в топах продаж.

Но, пожалуй, никакой жанр не имеет столь избирательного лечебного воздействия, как любовный роман. Будь иначе, лавстори и (шире) сентиментальная литература также не удерживала бы лидирующих позиций на книжном рынке, Джеки Коллинз не была бы целительницей номер один у европейских и американских леди, а Олег Рой – главным эскулапом российских барышень. Нелюбимых, брошенных, разочарованных, пресыщенных, мучимых ревностью, страдающих застенчивостью, находящихся в горячке поиска и лихорадке выбора – всех-всех-всех.

Не обойти вниманием также фантастику и ее сводную сестру – фэнтези. Чарующие воображение несуществующие вселенные, ювелирно выписанные детали вымышленных миров – что может быть лучшим способом ухода от проблем и невзгод? К тому же просматривается явная аналогия применяемых здесь художественных приемов (сатира, гротеск, гипербола) с приемами психотерапии. А сколько возможностей для перевоплощений, ухода от несовершенной телесности, преодоления болящей плоти! Инопланетяне, киборги, орки, маглы, минипуты – выбор поистине неисчерпаем. А фэндомы – неформальные объединения поклонников тех или иных жанров либо отдельных книг – по сути, почти то же самое, что общества анонимных алкоголиков и подобных самоорганизованных психотерапевтических групп.

И пусть чопорные критики презрительно кривятся от одного взгляда на покетбуки в аляповатых обложках, именуют их паралитературой и «чтивом» – они не перестают служить антидепрессантами, болеутоляющими, снотворными. Такая вот народная библиомедицина.

Есть и «официальные» варианты книжного лечения. Например, околофилософская проза. Завотделением здесь уже без малого тридцать лет работает Паоло Коэльо. В России на прием к доктору Коэльо дружно направились те, кто чуть раньше наблюдался у доктора Баха и в качестве основного снадобья принимал «Чайку Джонатан Ливингстон». Ну а если серьезно, то идею самоисцеления с помощью систематического чтения философских текстов приписывают Брайану Маджи – автору книги «Признания философа» (1999). В романе известного американского писателя и психотерапевта Ирвина Ялома «Шопенгауэр как лекарство» (2006) раскрываются возможности губительного и целительного воздействия философии.

Сходный эффект – от употребления книжных снадобий оккультного свойства: гаданий, заговоров, сонников, астропрогнозов, советов экстрасенсов и прочей хиромантии. Причем иронизировать можно сколько угодно, но психотерапевтическое воздействие таких изданий абсолютно очевидно. Пусть в примитивном и вульгарном виде, но они исполняют в современном мире функции магических книг, содержащих тайные знания и возвышающих читателя до чародея.

Иная библиорецептура – для интеллектуалов. Пелевин, Быков, Шаров хотя и разительно различаются между собой, но на роль лекарей все как один вряд ли годятся, а вот Улицкая, Толстая, Рубина очень даже подойдут. В интеллектуальной реалистической прозе антидепрессантами становятся погружение в быт, житейские подробности, детализация повседневности. Плюс, как говорят психотерапевты, «отработка» типовых ситуаций (повышение по службе, предательство подруги, развод) и куча психотестов («Кто из персонажей тебе наиболее близок?», «Как бы ты поступил на месте героя?»). Читать семейную сагу, психологическую повесть, роман воспитания, «записные книжки» или художественную исповедь – все равно что выслушивать чужую, но «так похожую на твою» историю на приеме у психотерапевта.

Наконец, есть шоковая библиотерапия – контркультурная проза, именуемая в разных контекстах альтернативной, неформатной, нонконформистской. Отдельных направлений очень много, но если смотреть в целом, то это прежде всего коллектив суровых докторов Берроуза, Буковски, Паланика, Коупленда, Керуака, Уэлша и других коллег из клиники «Альтернатива» – большой книжной серии издательского холдинга АСТ. В ту же сеть книголечебных учреждений входили либо входят такие российские издательства, как «Ад Маргинем», «Ультра. Культура», «Kolonna publications», «Ил-music», «Опустошитель».

Порой тут уже даже не библиотерапия, а библиохирургия – чтение на разрыв аорты, литературная операция на открытом читательском сердце, разъятие мира словесным скальпелем и отсечение всех иллюзий с последующим художественно-гистологическим исследованием. Альтернативная проза как альтернативная медицина – гомеопатия с ее принципом «подобное излечивается подобным»(лат. Similia similibus curantur). Погружаясь в атмосферу сумасшествия и бытийного кошмара, попадая в «опасные зоны» бытия и опускаясь на самое дно жизни, читатель преодолевает или хотя бы начинает замечать это в себе самом и в окружающем мире.

Особую полку библиоаптеки занимает поэзия. Говорят, еще Пифагор лечился и лечил других стихами. В 1996 году вышла книга Ольги Даниленко «Душевное здоровье и поэзия», куда помимо монографического исследования вошла «Антология поэтических произведений, обладающих психопрофилактическим потенциалом». Примечателен также эпиграф: «Поэзия, как ангел-утешитель, / Спасла меня, и я воскрес душой». Если уж Пушкину помогло, всяко и нам поможет. К тому же есть данные о том, что поэтический ритм способствует нормализации биоритмов. В настоящее время стихи используются также в реабилитации после инсультов и в лечении заикания.

Что в итоге? Современность наделяет врачебными свойствами фактически всякую мало-мальски увлекательно и профессионально написанную книгу. Любого жанра, любого формата, любого объема. Выбор библиорецептур как никогда прежде велик и разнообразен – дело только за читателем. Сознает ли он, во-первых, необходимость, а во-вторых, возможность лечения с помощью книг? Ведь нынче, как известно, все медицинские манипуляции производятся только с согласия пациента. И вот здесь как раз возникает сложность…

6. Многим нашим современникам, отказавшимся видеть мир как проблему, отрицающим саму проблематизацию бытия, «душеполезное» чтение если и нужно, то не как радикальное, а лишь как симптоматическое лечение. Что означает проблематизация бытия? Во-первых, поиск ответов на «неудобные» вопросы; во-вторых, определение зон и границ персональной ответственности; в-третьих, постоянную необходимость личного выбора и принятия решений. Но к чему такие заморочки, зачем борьба и боль, когда имеется столько обходных путей? С одной стороны, куча специалистов – консультантов, тренеров, экспертов. С другой стороны, масса способов сублимации, психологического «ухода»: начиная от ролевых и онлайновых игр, заканчивая куклоделием, паркуром, айфонографией и другими не менее увлекательными хобби.

Но если даже взять настоящих – вдумчивых, мыслящих, пытливых – читателей, то и здесь библиотерапия на поверку оказывается не столь действенной, как прежде. Причина в том, что современный читатель гораздо меньше доверяет писателю, чем ранее. А какое может быть лечение, если пациент не доверяет врачу?

Используя метафору Стендаля, французская писательница Натали Саррот назвала XX век в литературе «эрой подозрения», когда факт восторжествовал над вымыслом, а персонажа подменило авторское «я». В результате художественная проза, вся, какая есть, оказалась в положении незавидном и невыигрышном. Сейчас этот тезис обретает окончательное логическое завершение.

Читатель новейшей формации получил максимум культурных прав при минимуме личной ответственности, а также мощный технологический инструментарий: поисковые интернет-системы, электронные словари, программы автоматической проверки грамотности, «антиплагиат» и, разумеется, ее величество «Википедию». Отчасти поэтому все больше интереса к документальной литературе, формату нон-фикш и меньше – к художественной прозе.

Современность окончательно развенчала и так называемый библиофилический миф, определяемый как «миф об исключительном влиянии книги на нравственно-эстетическое самосознание человека и его саморазвитие»[4]. Кроме того, библиотерапию заметно потеснила «телетерапия» – мыльные оперы, стендапы, ток-шоу. Причем нынешнюю аудиторию уже не устраивает роль пассивного созерцателя – она стремится попасть на экран и сама становится медийным персонажем. Аналогично и сегодняшний читатель рвется в критики и литературоведы, желает быть учителем, прокурором, экзекутором писателя[5].

Если в системе традиционной культуры вселенные Писателя и Читателя пребывали в отношениях тесной смежности, устойчивой сопряженности, то современность ставит их в положение шаткой и призрачной дополнительности. Почему? Потому что нынче и писатель, и читатель – оба мыслят себя в центре литературного процесса, жаждут прежде всего самовыражения и лишь затем взаимопонимания. Оба воображают себя одновременно и точкой отсчета (жизненных координат), и единицей измерения (качества текста). Из-за этого невозможно создание единого поля смыслов, пространства понимания.

Сегодня читатель входит в книгу как на минное поле либо как в квест. В первом случае выискивают всяческие ошибки, нестыковки, промахи, во втором – пытаются обнаружить в тексте скрытые, но часто ложные смыслы, скрытую рекламу (продакт-плейсмент), тайные авторские послания («пасхалки»). Первый случай – дискредитация, второй – конспирология, но оба они равно бесполезны для библиотерапии и губительны для читательской культуры в целом. Конечно, оздоровительный эффект возможен даже в таких условиях, но это уже, согласитесь, будет совсем иная форма книголечения.

В ситуации кризиса читательского доверия повышается значимость читательского возраста. Главнейшим катализатором лечебного действия книг сегодня становится доверие к написанному. Логично предположить, что в нынешних условиях библиотерапия эффективнее для детей, которые еще верят в сказки и вообще доверяют печатному слову. Неслучайно сейчас особо интенсивно развивается сказкотерапия. Одна из крупнейших отечественных организаций – Российский институт комплексной сказкотерапии, созданный в 1998 году в Санкт-Петербурге.

Взрослый же читатель не только любит заниматься самолечением, но и употреблять лекарства не по прямому назначению. Применительно к чтению это значит, что следствием недоверия автору становится замена изначально заложенных в тексте смыслов читательскими вымыслами. Пусть ложными, мнимыми – зато своими. Затем читатель начинает уже самостоятельно изобретать книжные снадобья: берется за книгу «чисто по приколу» – чтобы только посмеяться над глупостью автора, уличить в некомпетентности или поиграть с ним в смысловые прятки.

7. Еще одно модное направление – книги-раскраски для взрослых[6], в сущности нацеленные на все тот же терапевтический эффект. Другие названия – книга-антистресс, медитативная раскраска. Издания с рисунками шотландской художницы Джоанны Басфорд «Тайный сад» и «Заколдованный лес», именуемые «книгами для творчества и вдохновения», уже переведены на двадцать два языка. В компан