Образ безумной женщины как литературное явление

В пьесе Уильяма Шекспира «Гамлет» девушка по имени Офелия теряет своего отца, которого убивает ее возлюбленный. Трагические события доводят ее до состояния безумия, и она тонет в реке. Было ли это сознательным самоубийством или следствием психического расстройства, споры ведутся до сих пор. Однако в период правления британской королевы Виктории именно образ Офелии лег в основу архетипа «сумасшедшей женщины» не только в искусстве и литературе, но даже в медицине. В 1863 году английский психиатр Джон Коннелли описывал истерию как «синдром Офелии».

Само слово «истерия» прочно связано с женской историей. Оно происходит от греческого hystera — «матка»: нарушение функций этого органа в древности считалось основой нервного заболевания. Похожая ситуация и с понятием «безумие». В английском оно может звучать как lunacy — периодическое помешательство, вызванное лунным циклом, калька со староанглийского monaðseocnes — «месячная болезнь». Долгое время считалось, что такого рода психические расстройства не могут быть диагностированы у мужчин, ведь им свойственны прямолинейность и логика, в то время как женщинам — эмоциональность.

В первой половине XIX века причины женского безумия приобретают другой характер. Например, в рассказе «Падение дома Ашеров» Эдгара По девушка по имени Мэделайн, на безумие которой сразу указывает ее имя (англ. mad — «безумный»), не готова мириться со своим положением — быть запертой в темной комнате наверху. Девушку не устраивает, что, пока ее брат Родерик рисует и музицирует, ей это делать запрещено. В порыве гнева и мести Мэделайн убивает своего брата. Безумие теперь интерпретируется как сопротивление ограничениям, которые навязаны женщинам патриархальным обществом.

Тенденцию позже подхватывают и женщины-писательницы. Один из самых ярких образов женского безумия викторианской эпохи был изображен Шарлоттой Бронте.

Сумасшедшая на чердаке

В романе «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте помешанная жена Эдварда Рочестера Берта, как и Мэделайн, оказывается запертой мужчиной на чердаке. Когда устроившаяся гувернанткой в этот дом Джейн Эйр впервые видит Берту, она описывает ее как непонятное существо — не то человек, не то животное: «Оно бегало на четвереньках, рычало и фыркало, точно какой-то диковинный зверь». Рочестер оправдывается тем, что женился на скромной, умной и добродетельной девушке по финансовым соображениям, а она в итоге оказалась сумасшедшей в нескольких поколениях.

Особенно злобной Бета становится во время кроваво-красной луны, то есть ее безумие напрямую связано с периодичностью менструального цикла и ее сексуальными желаниями. Но в викторианскую эпоху любое проявление женской чувственности считали признаком сумасшествия. С такими женщинами обращались, как с дикими зверями, их прятали либо в домах, либо в больницах и практиковали на них одиночное заключение, пишет литературовед и критик Элейн Шоуолтер в книге «Женская болезнь. Женщины, безумие и английская культура».

Берта Мейсон выступает как полная противоположность Джейн Эйр. Если на первую Рочестер вешает ярлык «демона», то вторую называет ангелом. Однако Джейн себя такой не считает. Ее и саму, подобно Мейсон, считали проблемной, а однажды заперли в комнате в наказание за ее гневный ответ хозяйскому мальчишке. О собственных ощущениях, связанных с тюремным заключением, и о своем стремлении к свободе Джейн говорит:

«Предполагается, что женщине присуще спокойствие; но женщины испытывают то же, что и мужчины; у них та же потребность проявлять свои способности и искать для себя поле деятельности, как и у их собратьев мужчин; вынужденные жить под суровым гнетом традиций, в косной среде, они страдают совершенно так же, как страдали бы на их месте мужчины. И когда привилегированный пол утверждает, что призвание женщины только печь пудинги да вязать чулки, играть на рояле да вышивать сумочки, то это слишком ограниченное суждение. Неразумно порицать их или смеяться над ними, если они хотят делать нечто большее и учиться большему, чем то, к чему обычай принуждает их пол».

Шарлотта Бронте использует два противоположных образа для критики викторианских представлений о надлежащих гендерных ролях, отмечает литературовед из Фрайбургского университета Анне Рюггемайер. Через Джейн Эйр писательница говорит о собственном положении, а через Берту — о том, как женщину, отклонившуюся от ангельского идеала, воспринимают в обществе. Стремление к учебе и работе вместо тихой жизни в доме, проявление сексуальности считались признаками психического заболевания и автоматически ставили на женщине клеймо ненормальной. В текстах писательниц обезумевшая женщина не просто антагонист, пишут авторы книги «Сумасшедшая на чердаке: женщина-писательница и литературное воображение XIX века», она в каком-то смысле двойник автора, воплощение ее собственной тревоги и ярости в ответ на патриархальные установки.

Стремление к освобождению

О том, каково это — быть жертвой викторианских правовых традиций, решается рассказать и американская писательница Шарлотта Гилман. Ее работа «Желтые обои» — своего рода дневник, ответ доктору Сайласу Уэйру Митчеллу, светилу невропатологии, у которого Гилман лечилась. Она жаловалась ему на симптомы, указывающие на послеродовую депрессию, но тогда о таком расстройстве еще не было известно, поэтому Митчелл лечил писательницу от истерии.

Главная героиня целыми днями находится в комнате с отвратительно желтыми обоями. Ей некомфортно в помещении с зарешеченными окнами и металлическими кольцами вдоль стен, но муж Джон не желает слушать о негативных ощущениях своей жены. Ведь он — врач, а значит, лучше знает, что для нее полезно. Он запрещает ей писать и выходить из дома, а для компании приводит свою сестру Дженни.

В январском номере женского журнала The Household за 1884 год говорится: «По-настоящему хорошая домохозяйка почти всегда несчастлива. Делая так много для комфорта других, она почти разрушает свое собственное здоровье и жизнь. Это потому, что ей не может быть легко и комфортно, когда на виду хоть малейший беспорядок или грязь». Многие действительно верили, что уборка, стирка и готовка — естественные и единственные желания в жизни каждой женщины. И потому Дженни, которой было непонятно состояние рассказчицы, невольно становится ее противницей.

Главной героине ничего не остается, как изучать узор на обоях. Вскоре она впадает в безумие: ей мерещится, что прямо в стене заключена женщина. Таким образом Гилман хотела показать, до чего ее довел прописанный Митчеллом постельный режим.

Возрождение викторианской эпохи

Роман Сильвии Плат «Под стеклянным колпаком», опубликованный спустя 70 лет после «Желтых обоев», начинается с описания казни четы Розенбергов на электрическом стуле летом 1953 года. В США их обвиняли в передаче секретной военной информации о ядерном оружии советской разведке. «Красная паника» охватила американское общество. Люди в страхе следили друг за другом, чтобы симпатизирующие СССР и коммунистическому режиму не смогли проникнуть в правительственные учреждения. Тот, кто отходил от ожидаемого образа жизни, сразу попадал под подозрение и сталкивался с враждебностью со стороны своих сограждан.

Окончание военных действий для мужчин значило возвращение на прежние рабочие места, для женщин — в дом. Все хотели мира и гармонии, поэтому модели поведения женщины и мужчины возвращались к образцам викторианской эпохи. «Феминизм как сознательная идеология умирал», — пишет Кэрол Беркин в своем эссе «Не самостоятельные, не равноправные». Мечта идеальной девушки — поскорее выйти замуж, родить пятерых детей и жить всей семьей в красивом доме. 

Главная героиня романа Плат 19-летняя Эстер Гринвуд идеально вписывается в стандарты того времени. У нее есть все, чему могли позавидовать тысячи таких же девушек: хорошее образование, стипендия и, самое главное, постоянные отношения с молодым студентом-медиком Бадди Уиллардом. Однако она смотрит на супружество иначе: «Я знала, что, несмотря на все букеты роз, поцелуи и обеды в ресторанах, которыми мужчина осыпает женщину до свадьбы, втайне он хочет одного — чтобы сразу же после брачной церемонии она распласталась у него под ногами, словно кухонный половичок миссис Уиллард».

Более того, Эстер, еще будучи студенткой знаменитого колледжа Смита, выигрывает стажировку в модном журнале в Нью-Йорке. Она хочет стать писательницей, а брак и материнство значат для нее конец карьеры. Никто не понимает ее стремлений, она сама запутывается, впадает в депрессию, переживает нервный срыв и подвергается электросудорожной терапии (ЭСТ). 

Применение этого метода в лечении психического расстройства описывается Сильвией Плат не только для отображения реальной картины того времени: ЭСТ — своего рода метафора социального контроля над женщинами, считает Элейн Шоуолтер. Главная героиня не воспринимает лечебный процесс как исцеление. Девушка не может адаптироваться к сложившимся общественным стандартам, и за это, по ее же мнению, она должна понести наказание. Джейн Ашер, профессор психологии женского здоровья и автор книги «Женское безумие» считает, что лечение шоковой терапией, как и постельный режим, было направлено на «доведение женщины до состояния детской зависимости, буквально приковывая ее к постели, дому или больнице».

Говоря о литературном образе «безумной женщины», стоит помнить, в каких обстоятельствах он сложился. Концепция «истерии» подпитывалась страхом перед интеллектуальной женщиной. Разумеется, психические расстройства отмечались и у мужчин, но в их случае они чаще трактовались как гениальность или эксцентричность. В то время как женщин даже сейчас при любом эмоциональном всплеске называют истеричками. Но, читая о «сумасшедших» женщинах, следует помнить, что синонимом безумия является злость.