О репортажах Хантера Томпсона: как журналистика превратилась в литературу
Хантер Томпсон — скандально известный бунтарь и главный революционер американской журналистики XX века. Именно он изобрел новаторский стиль гонзо, который перевернул представление о том, как можно писать репортажи. Раз за разом вместо необходимой заметки в 250 слов с очередного ничем не примечательного спортивного соревнования писатель привозил журналу Sports Illustrated, на который долгие годы работал, многостраничные опусы о своих наркотических злоключениях — и редакции это очень нравилось. «Между приступами смеха мы перебрасывали друг другу наши любимые строчки», — рассказывал главный редактор издания Пол Скэнлон в интервью Rolling Stones.
Томпсон был настоящим панком. В середине 1960-х он целый год провел с байкерами из скандально известной группировки «Ангелы Ада» и по итогам написал большой комплиментарный материал о быте людей, которых в то время боялась и обвиняла в самых разных преступлениях половина населения страны. При этом журналист часто вел себя абсолютно непрофессионально. Однажды Томпсон брал большое интервью у американского президента Джимми Картера. Разговор получился обстоятельным, глубоким, главе государства пришелся по душе развязный стиль собеседника. Но через неделю выяснилось, что запись разговора пропала. Казалось бы, с кем ни бывает. Выронил где-то или оставил, такое случается. Журналист снова взял у Картера интервью и снова потерял все записи. Нарочно ли — кто знает.
Что такое гонзо
Термин гонзо (то есть «поехавший», «чокнутый») придумал американский журналист Билл Кардозо, когда прочитал опубликованный в Scanlan’s Monthly рассказ Хантера Томпсона «Дерби в Кентукки упадочно и порочно» (1970). Изначально Томпсон не собирался писать никакой рассказ — редакция журнала попросила его подготовить небольшой комментарий к фоторепортажу с лошадиных скачек. Оказавшись на месте, журналист понял, что следить за происходящим на трибунах алкогольным угаром ему намного интереснее, чем смотреть дерби, и написал материал, где в мельчайших подробностях изложил, как проводят время посетители соревнований. Томпсон так увлекся окружающим безумием, что даже забыл упомянуть, какая лошадь в итоге пришла к финишу первой. Этим текстом репортер по собственным словам «покончил с американской журналистикой» — и в то же время совершил в ней настоящий переворот. Именно благодаря Томпсону журналистика стала литературой, а его репортажи начали издаваться как полноценные книги.
Главный герой — то есть сам репортер — в текстах жанра гонзо не наблюдает за событиями со стороны, а является их непосредственным участником, пишет о своем собственном опыте, не опираясь вообще ни на какие источники. Стилистически такие материалы должны быть максимально свободными — полными сарказма, нецензурной брани и хлесткого авторского сленга. Журналист, как бы странно это ни звучало, использует минимум фактов. Его главная задача — правильно передать атмосферу, оживить для читателя описываемое событие, написать увлекательный рассказ. Сам Хантер Томпсон считал, что репортаж не просто может, а должен быть субъективным, потому что только благодаря заметной авторской точке зрения читатель может на самом деле вовлечься в происходящее, как будто побывать на том мероприятии, о котором рассказывается в тексте.
Как писал Хантер Томпсон
Во второй половине XX века на фоне появления течения битников в США возникла так называемая «психоделическая литература». Авторы этого направления, главными из которых были Кен Кизи и Уильям Берроуз, во всех красках описывали ощущения от приема различных веществ, объясняли, как именно они воздействуют на человека. Отчасти Томпсон продолжал эту литературную традицию, однако его фокус был не на наркотиках. Вещества присутствовали в жизни журналиста, а позднее и его литературного альтер-эго Рауля Дюка, как будничный атрибут, таблетки от головы. Писатель не посвящал много времени описанию психоделического эффекта, поскольку его персонажи давно привыкли к такому образу жизни, препараты не нарушали ход их мыслей, а запускали его. Герои Томпсона живут в мире, где по улицам носятся гигантские летучие мыши, ядовитые мурены и другие монстры, но до них никому нет дела — потому что это плод фантазии, последствия употребления.
В текстах Томпсона почти не используется привычный для жанра прием «потока сознания», напротив, автор пишет очень стройно и сухо. Другое дело, что все описанные им события зачастую происходят только в голове героя, о чем читатель при внимательном погружении в сюжет может догадаться довольно быстро. Например, в самом начале «Страха и отвращения в Лас-Вегасе» Томпсон пишет: «Я заехал в гараж и зарегистрировал ее: машина Доктора Гонзо, никаких проблем, и если кто-нибудь из вас будет бездельничать, мы еще до утра разнесем всю вашу шарашку. Без всяких сантиментов — только оплатим номер». Очевидно, что часть текста с «если кто-нибудь будет бездельничать…» обращена к другому персонажу, работнику стоянки, и должна быть оформлена как фрагмент диалога, — но герой, судя по всему, забыл произнести то, о чем думал, и ничего на самом деле не сказал. При желании читатель легко может одновременно отслеживать два параллельных сюжета — версию событий из уст главного героя, который постоянно находится в неадекватном состоянии, и скрытую между строк историю того, как все было на самом деле.
Президентская кампания 1972 года
Хантер Томпсон оказал большое влияние и на политическую журналистику. Репортер впервые участвовал в освещении президентской кампании в 1968 году — по всей Америке тогда разгорались стихийные протесты «движения за гражданские права» Мартина Лютера Кинга. Митингующие выступали против расовой сегрегации и агитировали за прекращение войны во Вьетнаме. Томпсон наблюдал за уличными столкновениями из окна гостиничного номера — именно тогда у него, по словам самого писателя, «полностью сформировались» его политические взгляды. Журналист, вопреки принадлежности к «психоделической» культуре, ненавидел хиппи и протестную молодежь, симпатизировал республиканцам. Уже в те времена Томпсон планировал написать книгу о закулисье президентской гонки, но осуществить задумку из-за недостатка времени смог только в 1972 году — во время следующих выборов.
Освещать новую кампанию журналист вызвался со стороны кандидата от республиканцев Ричарда Никсона, на тот момент действующего президента США.
Уставший от «дежурных» пресс-релизов Томпсон описывал предвыборную гонку как мировое турне рок-звезд: вечно пьяные журналисты в его тексте летают из штата в штат на «стремительном» и «ужасном» мотоцикле «Винсент Черная тень», разоблачая лицемерие и коварство политических консультантов и самих кандидатов на высший пост. Томпсон нисколько не стеснялся поливать грязью коллег по цеху — в самом первом репортаже цикла он в подробностях представляет, как «вероломному маленькому ублюдку», журналисту Фрэнку Манкевичу, также работающему на Ричарда Никсона, отрезают большие пальцы на ногах за то, что он «обманул» репортера и как-то подставил его. Демократическую партию Томпсон в тексте называет «бесполезной обанкротившейся плавучей тюрьмой».
Демократам Томпсон представлялся могильщиком Никсона: писатель постоянно был невменяем и своими саркастичными заметками про разгульную психоделическую жизнь превращал республиканца в кандидата для «бомжей и бухариков». Использовать гонзо-журналиста для раскрутки будущего президента было на самом деле рискованным шагом, однако именно такой «свойский» подход, скорее всего, и переманил на сторону Никсона очень многих людей из рабочего класса. Народ и так постоянно говорил о том, какие «сволочи» сидят в Белом доме. Томпсон просто ответил на запрос аудитории и показал, какие именно «сволочи» там сидят, сместив при этом акцент с дружественных республиканцев на врагов-демократов. По сути, репортер в одиночку придумал актуальную по сей день политтехнологию, сумел сделать так, чтобы про актуальную политику было увлекательно читать. Гонзо-литература стала эффективным инструментом для продажи смыслов. Каким бы бесполезным наркоманом Томпсон ни казался на первый взгляд, именно с него в американской политике начинается череда срежиссированных медиаскандалов, за которыми пользователям в сети так интересно наблюдать до сих пор.
Хантер Томпсон в культуре
Лысеющий мужчина в панаме и гавайской рубашке со сдвинутыми на нос коричневыми «авиаторами», револьвером в руке и длинном мундштуке с сигаретой в зубах — образ, ставший культовым еще в 2000-х, в основном благодаря художественному фильму Терри Гиллиама «Страх и ненависть в Лас-Вегасе» (1998), где роль писателя-контркультурщика исполнил близкий друг Томпсона — Джонни Депп. Картина Гиллиама окончательно закрепила за Томпсоном статус главного современного анархиста, величайшего бунтовщика, при жизни сделала писателя одним из «великих». Но и до начала работы над фильмом внимания журналисту хватало. Например, в 1997 году вышел первый том культового графического романа «Трансметрополитен», главный герой которого, эксцентричный анархист и антикапиталист Спайдер Иерусалим, был как две капли воды похож на скандального писателя, совсем как он презирал «государство», «корпорации» и безразличный народ, который позволяет политикам и бизнесменам делать с собой, что вздумается.
Последние годы
Сам Томпсон, впрочем, к концу 1990-х уже слабо напоминал прежнего себя. Если раньше журналист умудрялся соблюдать грань между употреблением и работой, то после Уотергейта — большого медийного скандала с администрацией Никсона — он практически полностью перестал себя контролировать. Репортер все так же выезжал на спортивные мероприятия и даже летал во Вьетнам, чтобы привезти оттуда какой-то невероятный материал, но вместо сочинения ироничных заметок несколько недель просто напивался до полной отключки и валялся без сознания в компании остальных американских корреспондентов. В 1992 году он триумфально вернулся в литературу с новым большим текстом «Страх и ненависть в Элко»: в своей фирменной сюрреалистичной манере Томпсон «выступал против выдвижения на пост верховного судьи» Кларенса Томаса, которого писатель однажды случайно встретил в «грязном придорожном мотеле» посреди пустыни в компании двух проституток. Рассказ приняли очень тепло — у изголодавшихся по гонзо американских читателей даже появилась надежда на возвращение Томпсона в большую литературу, однако случиться этому было не суждено.
В 2004 году у журналиста усилились хронические боли в спине, из-за чего ему понадобилось инвалидное кресло. На фоне многолетнего употребления и начавшихся проблем со здоровьем Томпсон становился все более раздражительным, что постоянно приводило к конфликтам с его молодой женой — бывшей многолетней ассистенткой писателя Анитой Бежмук. В ходе одной из ссор писатель угрожал застрелить супругу из дробовика, целясь той в голову. На следующий день после этого инцидента Томпсон извинился перед женой по телефону, после чего зарядил револьвер 45-го калибра и выстрелил из него себе в рот. В своей предсмертной записке под названием «Футбольный сезон окончен» журналист написал, что прожил на 17 лет больше, чем планировал, устал чувствовать себя жалким и решил «расслабиться» — отпустить жизнь, которая уже дала ему все, что могла. В этот момент Томпсон закончил свое главное произведение — одним выстрелом он навсегда вписал себя в историю мировой контркультуры.
