О матерках в зарубежной литературе
Среди русскоязычных читателей распространено мнение, что английский язык беден ругательствами. Действительно, далеко не все наши соотечественники смогут вспомнить что‑то помимо вездесущего многозначного слова на букву F. Однако на поверку английская обсценная лексика оказывается не менее разнообразной, чем русская.
В нашей культуре принято табуировать так называемую «обсценную триаду» — слова, обозначающие мужской и женский половые органы, а также процесс совокупления — и ее производные. Примыкает к ним еще одно слово, которым называют девушку с низкой социальной ответственностью. Примечательно, что родственные ему «блуд» и «заблуждаться» — по мнению лингвистов, все эти слова имеют одного и того же предка в древнерусском языке — считаются вполне литературными.
Употребление этих четырех слов ограничивается законом. Другие ругательства караются лишь общественным порицанием. Но так было не всегда — наши предки более внимательно относились к словам и считали недопустимым употреблять нелитературные выражения в искусстве. Например, именно поэтому часть эпиграмм Александра Пушкина была опубликована лишь много лет спустя после его смерти. Ну не положено было современникам поэта знать, на какой именно части тела заседал в Академии наук князь Дундук.
На Западе ситуация схожая. В английском языке есть аналоги всех четырех столпов русского мата. Их употребление тоже регулируется — эти слова нельзя произносить в телеэфире, их «запикивают» в радиоверсиях песен. Не обошли эти запреты и литературу — детей ограждают от книг с нецензурными словами, их изымают из библиотек, а также выпускают специальные «чистые» версии таких произведений.
Но есть и отличия. В западной культуре жестко табуированы сленговые обозначения различных меньшинств — например, чернокожих или гомосексуалистов. Такие выражения приравнивают к самым грязным ругательствам, за их употребление можно испытать на себе все прелести «культуры отмены», в числе которых запрет на профессию, общественное осуждение и даже уголовное преследование. В российской культуре подобные слова тоже не одобряются, но отношение к ним значительно мягче.
Мнение западного общества о допустимости тех или иных слов с течением времени тоже менялось. Так, современным читателям будет сложно понять, почему американского классика Марка Твена критиковали за «грубый язык» в романе «Приключения Гекльберри Финна». Писатель старался максимально приблизить язык произведения к реальной речи своих соотечественников. Именно поэтому главный герой — необразованный мальчишка из американской глубинки — часто чертыхался, лихо шпарил на южном диалекте и всячески коверкал слова, заслужив этим ненависть литературных критиков и любовь простых читателей. Тем не менее первые оказались влиятельнее — часть американских библиотек от книги отказалась.
Со временем отношение к произведению стало меняться. Сначала в лучшую сторону — критики причислили его к «великим американским романам», а нобелевский лауреат Эрнест Хемингуэй заявил, что из «Приключений Гекльберри Финна» вышла вся американская литература. Однако в последнее время роман вновь подвергся нападкам — за частое употребления слова, которым в XIX веке пренебрежительно называли чернокожих рабов. Критики новой волны заявляют, что автор оскорбляет всех афроамериканцев использованием табуированного ругательства и поддерживает расистские стереотипы, изобразив негра Джима суеверным и необразованным — хотя во времена Твена это слово было общеупотребительным, а негры по ряду причин действительно редко получали образование.
От нападок писателя не спасла даже его политическая позиция, которую он четко и ясно изложил в романе, ставшим своеобразным манифестом против расизма и рабства. В некоторых американских школах книга была запрещена, также были выпущены издания с заменой ругательства на менее обидные по мнению чернокожих слова. Существует даже телеверсия романа, в которой персонажа Джима вообще нет — видимо, для американцев предпочтительнее избавляться от негров, чем оскорблять их.
Аналогичным нападкам подвергся роман пулитцеровского лауреата Харпер Ли «Убить пересмешника» — она, как и Твен, использовала запретное слово на букву N. Несмотря на то, что писательница прямым текстом осуждала в романе расизм и судебный произвол по отношению к чернокожим, книгу неоднократно пытались запретить в некоторых штатах именно за «оскорбление» негров. Критики даже подсчитали, что автор использовала табуированное слово 48 раз. Сколько же американцев после прочтения книги задумались о том, что нельзя судить людей по цвету кожи, эксперты, увы, подсчитать не удосужились.
Однако больше всего в деле борьбы за равенство чернокожих пришлось пострадать автору романа «Хижина дяди Тома» Гарриет Бичер‑Стоу, которая выступала за отмену рабства. Поначалу ей доставалось от сторонников расизма. Писательницу травили в прессе и угрожали ей по почте — однажды даже прислали отрезанное ухо афроамериканца. Столетие спустя настал черед самих негров — они обвиняют Бичер‑Стоу в пропаганде негативного образа чернокожих как недалеких и трусливых людей. Хотя такую трактовку популяризировали именно они, когда стали использовать слово «Том» в качестве оскорбления. Именно так боксер Мухаммед Али дразнил своего противника Джо Фрейзера, который его так за это и не простил.
Но не только оскорбления чернокожих возмущали зарубежную общественность. Она запрещала книги и за использование вульгарных выражений, которые современные читатели вполне могут счесть не ругательствами, а проявлением экспрессии. К таким книгам можно отнести роман «Гроздья гнева» и повесть «О мышах и людях» нобелиата Джона Стейнбека. Критиков возмутило, что речь героев книг — простых сезонных рабочих — порой бывала далека от языка Шекспира.
Председатель школьного совета штата Теннесси назвал эти книги «грязными» и организовал целую кампанию по их запрету в учебных заведениях. Аналогичные вещи происходили и в некоторых других штатах. Также Стейнбека обвиняли в «непристойном использовании имени Бога» и недостаточно патриотической позиции — он был известен своими левыми взглядами и симпатиями к СССР, за что «Гроздья гнева» раскритиковали сторонники маккартизма.
Похожая участь постигла и другого американского нобелиата Уильяма Фолкнера за роман «Когда я умирала». Активисты сочли язык книги слишком грубым, а самого автора обвинили в богохульстве. С такими же обвинениями столкнулся и британский нобелевский лауреат Уильям Голдинг из‑за своей культовой антиутопии «Повелитель мух». Примечательно, что запретить ее пытались в США, соотечественники же писателя не обнаружили в книге ничего предосудительного.
Еще более грубой критикам показалась лексика Холдена Колфилда — главного героя романа «Над пропастью во ржи» Джерома Д. Сэлинджера. 17‑летний подросток и правда не чурается экспрессивных выражений, описывая лицемерный мир вокруг себя — в его речи то и дело проскакивают различные goddamn — «чертов» — и sonuvabitch — «собачий сын». Однако по‑настоящему крепкое выражение — классика на букву F — в книге встречается лишь в одном месте. Холден увидел эту надпись на стене школы, возмутился и поспешил ее стереть, чтобы «малыши не увидели» — то есть, по сути, таким образом сам боролся с обсценной лексикой. Однако кого из западных критиков интересует мотивация персонажа? Книгу неоднократно запрещали в американских школах, изымали из библиотек, бывали даже случаи увольнения учителей, которые знакомили с ней своих учеников.
В СССР роман вышел в существенно «облегченном» варианте. Переводчица Рита Райт‑Ковалева решила не рисковать и заменила фразу с опасным словом на букву F на «Кто‑то написал на стене похабщину» — ведь в советской литературе мат был недопустим. Заменила она и более безобидные слова: moron — «придурок», pervert — «извращенец» и flit — «гомосексуалист». Все они предстали перед читателями как безобидные «психи» — ведь, согласно распространенному стереотипу, в СССР секса не было, тем более нетрадиционного.
Иначе сложилась судьба антиутопии «451 градус по Фаренгейту» Рэя Брэдбери. Издатели книги сыграли на опережение — выпустили цензурированную версию, в которой были вырезаны слова damn — «проклятие» и hell — «черт побери». Также они убрали оттуда упоминания абортов и заменили «пьяниц» на «больных людей». Некоторое время полная и цензурированная версия романа продавались параллельно, причем на последней не было никаких отметок о внесенных изменениях. Об этом более десяти лет не догадывались ни читатели, ни сам автор. Когда Брэдбери узнал о хитрости издателей, он потребовал прекратить печать цензурированной версии.
Однако бывали случаи, когда нападки критиков и активистов были вполне обоснованы. Например, роман «Тропик рака» американского писателя Генри Миллера — квинтэссенция всего запретного, что только можно вообразить. Он может шокировать даже привыкшего ко всему современного читателя. Только представьте, сколько шума он наделал в 1930‑ые годы. Обилие откровенных сцен и обсценной лексики — по сравнению с которой damn и sonuvabitch кажутся детским лепетом — привели к тому, что книгу запретили в Англии и США, а во Франции разрешили печатать только на иностранном языке — то есть на английском. Познакомиться с похождениями Миллера американские читатели смогли лишь четверть века спустя.
В этом им помог другой американский нонконформист — Уильям Берроуз. Он выпустил роман «Голый завтрак», полный непристойных сцен и крепких выражений, прекрасно осознавая, как его встретит критика. Предчувствия не обманули писателя — книгу моментально запретили в США и ряде европейских стран, а в немецком издании самые спорные моменты романа были приведены на языке оригинала — английском. Но автор и издатели не собирались сдаваться и оспорили решение о запрете в суде. В защиту романа высказались такие влиятельные литераторы, как Аллен Гинзберг и Норман Мейлер. В результате «Голый завтрак» удалось отстоять, а вместе с ним к публикации были допущены и другие ранее запрещенные книги — в том числе и «Тропика рака» Миллера.
Сейчас крепкие выражения стали обыденным атрибутом англоязычной литературы, которые, как правило, не приводят к запретам книг. Исключения — оскорбления по национальному и религиозному признаку. Так, ватиканский кардинал Анджело Амато призвал запретить роман американца Дэна Брауна «Код да Винчи», назвав книгу «антихристианской». Ряд мусульманских лидеров запретили книгу британского писателя Салмана Рушди «Шайтанские аяты», увидев в ней оскорбление ислама, а иранский аятолла Хомейни приговорил автора и всех причастных к ее изданию к смерти. Приговор едва не был приведен в исполнение спустя 44 года после выхода романа — на Рушди напали с ножом во время публичной лекции. Сейчас писатель готовит литературный ответ — мемуары «Нож».
