Краткое описание пути женщин-писательниц лауреаток Нобелевской премии
В октябре прошлого года Анни Эрно стала семнадцатой женщиной, получившей Нобелевскую премию по литературе. Она также является первой француженкой, шестнадцатым гражданином Французской Республики, девяносто шестым представителем европейской национальности и 119 человеком за всю историю Нобеля, получившим эту награду.
Эрно так отреагировала на свою победу: «Для меня Нобелевская премия — это стимул продолжать заниматься тем, чем я занимаюсь... Пользуясь своим правом представительницы женского пола, отмечу — женщинам предстоит еще многое сделать для того, чтобы достичь равноправия в области свобод и на лидирующих позициях».
На этой же идее она сделала особый акцент и несколько месяцев спустя, во время своей речи на церемонии награждения: «Я не считаю присужденную мне Нобелевскую премию личной победой. В каком-то смысле, я вижу ее как общую победу, и вовсе не из чувства превосходства или скромности». Назвав такую чрезвычайно индивидуализированную награду «общей», Эрно поставила себя в один ряд с шестнадцатью другими женщинами, получившими премию с момента ее учреждения в 1901 году; и тем самым подчеркнула противоречие между патриархальной системой, на которой основана (и которую представляет) Нобелевская премия и положением, занимаемым в ее системе некоторыми из лауреатов, в частности женщинами.
Когда Элис Манро , получившую премию в 2013 году, спросили, ожидала ли она этого, ответ прозвучал так: «О нет, что вы! Я ведь женщина! Все любят славу, в том числе и я, но о таком я и подумать не могла». Узнав о своей победе от группы журналистов, когда она возвращалась домой из больницы, восьмидесятисемилетняя Дорис Лессинг была обескуражена: «Мне давным-давно дали понять, что мое творчество никому не нравится и мне никогда не видать Нобеля. Я подумала, они прислали специального человека, чтобы официально сообщить мне об этом».
Окруженная вспышками камер, она пообещала: «Пожалуйста, дайте мне подняться наверх, чтобы придумать достойный комментарий, который я буду использовать для таких случаев». Помимо ощущения, что вы проникли на «мужскую территорию», и осознания вклада в «общее дело», которое появляется после этого проникновения, на первый взгляд кажется, мало что связывает женщин-лауреатов Нобелевской премии. Можно проследить общность в идеях, достижениях, налицо гендерная общность, но если говорить о национальности, жанрах, стиле и опыте, то общего относительно немного. Так что же это значит, быть женщиной, удостоенной Нобелевской премии, или любым другим человеком, получившим награду в схожих обстоятельствах?
И какой урок мы, читатели, живущие в разных часовых поясах и на разных географических широтах, можем вынести из их речей, в которых они придают смысл своему признанию? «Нобелевская премия по литературе присуждается авторам, создавшим наиболее значительное литературное произведение идеалистической направленности». Такой критерий указан в завещании Альфреда Нобеля, шведа, того самого человека, которого, возможно стоит поблагодарить за мир, где мы живем сегодня, изобретателя динамита. И хоть сам он и специализировался на разрушении, Нобель хотел, чтобы премией в честь его имени награждались люди, чей труд «принес величайшую пользу человечеству» — критерий, сам по себе представляющий расплывчатое понятие, но накладывающий вполне реальную ответственность на лауреатов.
Женщинам, получившим литературную премию, отводятся определенные роли, например «повествующая об эпическом женском опыте» или «счетчик Гейгера для апартеида». Предполагается, что они являются представительницами определенных наций, идеологий и поколений. В то же время они должны говорить от имени всех нас (в особенности от имени всех женщин); своими словами они должны освещать общее через частное. Победитель из числа номинированных определяется комитетом, в состав которого входят представители Шведской академии, группы из восемнадцати профессионалов в области литературы (Де Адертон, «Восемнадцать»), занимающих этот пост пожизненно. Академия была учреждена королем Густавом III в 1786 году, таким образом, она появилась на 115 лет раньше, чем Фонд Нобеля. В первый раз комитет присудил звание лауреата женщине спустя восемь лет после своего основания. Понадобилось еще пять лет для того, чтобы непосредственно в рядах комитета появилась женщина (в обоих случаях это была Сельма Лагерлеф ; ее произведения многое взяли от реализма, но в фольклорной прозе она вернулась к традициям романтизма).
Шведская академия была выбрана Альфредом Нобелем в качестве арбитра, присуждающего литературную премию, точно так же, как и научные организации, ответственная за определение лауреатов в других областях (Нобелевская премия по химии, медицине, экономике, Нобелевская премия мира). Единственное требование, с которым ученый обратился к комитетам, заключалось в том, чтобы «при присуждении премии никакого значения не имела национальность претендентов и ее получали самые достойные независимо от того, скандинавы они или нет».
Итак, приложив краткое, но возвышенное «руководство по эксплуатации», оружейный магнат девятнадцатого века оставил человечеству приз, который до сих пор вызывает ожесточенные споры, пышные празднования и одновременно поддерживает гемблинг-индустрию по всему миру. Конечно, геополитика неизбежно влияет на результаты Нобелевской премии, литература не является исключением. Чересчур европейский, чересчур расистский, чересчур сексистский, чересчур противоречащий или чересчур подверженный влиянию иллюзорных культурных приливов — ежегодно в адрес комитета поступают тысячи неодобрительных комментариев. Людей, знающих о том, кто такие лауреаты и откуда они родом, гораздо больше, чем тех кто непосредственно знаком с их творчеством (исключение — Боб Дилан ), а это делает идентичность и национальность важным критерием каждой премии. Хотя Сельма Лагерлеф была награждена премией еще в 1909 году, почти половина «Нобелевек», присуждаемых женщинам, приходится только на последние восемнадцать лет. Большинство женщин-лауреатов — европейского происхождения, то же можно сказать и о всех лауреатах по литературе.
Первым автором латиноамериканского происхождения, получившим награду, была женщина (чилийская поэтесса Габриэла Мистраль , награждена в 1945 году), она же остается и единственной латиноамериканкой, которая когда-либо была награждена Нобелем. Американская писательница Тони Моррисон — на сегодняшний день единственная чернокожая женщина-обладательница шведской награды, подавляющее большинство лауреатов — белые. Что же касается жизненного опыта, эти женщины столкнулись со многим: голодом, войной, принудительной миграцией, осуждением в адрес сексуальной идентичности, расизмом, материнством, популярностью, насмешками и прочим. И вновь я задаюсь тем же вопросом: что это значит для женщины как писательницы — быть награжденной премией за свой литературный путь и творчество? Для некоторых, как, например, для белоруски Светланы Алексиевич (первооткрывательницы в жанре «документальной прозы») и австрийской поэтессы и романистки Герты Мюллер , это означает внезапное общественное признание: внимание прессы, предложения от издательств, новые переводы.
Для других (Лессинг, Моррисон и южноафриканской писательницы Надин Гордимер ) — это пик в монументальной литературной карьере, который им предсказывали годами. Для всех них вместе это означает денежную награду примерно в миллион долларов и рост продаж, по крайней мере, временный. И нельзя отрицать, опыт каждой из них как лауреата будет сугубо индивидуален. Друзья Виславы Шимборской назвали ее победу «Нобелевской трагедией», потому что польская поэтесса, ведущая крайне замкнутый образ жизни, в течение многих лет не могла писать из-за пристального внимания общественности. В то время как Моррисон пригласила в Стокгольм друзей, чтобы отпраздновать это событие. «Я не пожалела, что приехала на церемонию награждения, — поделилась писательница. — Они знают, как устроить нам праздник».
Нобелевская премия 2015 года не спасла Алексиевич от эмиграции и гонений в 2020 году. Столкнувшись с попыткой похищения и арестом она вынуждена была уехать, оставив свои черновики, свой дом и свою страну, история которой помогла создать ей новый жанр. Независимо от того, каков личный опыт каждой из этих женщин, их имена всегда будут сопровождаться подписью «Лауреат Нобелевской премии», где бы они ни появлялись в печати. Независимо от того, какие факты об истории, процессе и статистике присуждения Нобелевской премии известны потенциальным читателям, этот титул, скорее всего, всегда будет указывать им на что-то важное в творчестве писательниц.
Независимо от того, откуда родом писательница, независимо от того, о чем или о ком она пишет, принимая награду, она берет на себя огромную ответственность: найти «подходящие слова» для своей речи (или, в случае с Манро, интервью), в которой она подчеркнула бы важность литературы и объяснила бы смысл собственного творческого пути. Проанализированные все вместе, высказывания женщин-лауреатов Нобелевской премии раскрывают разнообразие идей о задачах литературы и о чувстве ответственности того, кто эти идеи продвигает.
Хотя тексты выступлений на церемонии награждения значительно отличаются по содержанию, — от конкретных политизированных высказываний Лессинг и Гордимер до более масштабных абстрактных размышлений Шимборской, персонализированных историй (Мюллер) и глобальных рассуждений (Моррисон) — в каждом можно проследить наблюдения, которые одновременно чрезвычайно сложны и чрезвычайно правдивы. Со свойственной ей прямотой «мастер современного рассказа» Манро делится: она знала, что может рассказать историю жизни маленького канадского городка, потому что «любая жизнь может быть интересной, любая обстановка может быть интересной».Моррисон, которая в своих романах описывает множество аспектов жизни чернокожих американцев, используя язык столь же точный, сколько и поэтичный, утверждает: «Язык никогда не сможет полностью, раз и навсегда, отразить жизнь. Да и не должен... Его сила, его упоение — в стремлении к невыразимому». Л
ессинг, так часто использующая насмешливый (иногда циничный) тон в своих романах о провальной политике, колониализме и воображаемом будущем, полна надежды: «Мы будем сломлены, трамвированы и даже уничтожены, но мы останемся жить в наших историях. Именно рассказчик, «ловец снов», мифотворец — тот феникс, который восстает из пепла и представляет все лучшее, что есть в нас самих, саму нашу творческую ипостась». В работах Мюллер отражены интуитивные, импрессионистские сцены угнетенной жизни во времена диктатуры Николая Чаушеску в Румынии.
Писательница, как никто знающая цену свободе слова, объясняет: «В конце концов, чем больше слов мы можем произнести, тем свободнее мы становимся». «В языке поэзии, где филигранно подобрано каждое слово, не может быть ничего заурядного или привычного... ни для творца, ни для его героев». Только в словах Шимборской, которая однажды написала: «После каждой войны кому-то приходится наводить порядок», — чувствуется нежность и одновременно такая тведая убежденность. Гордимер, чьи романы посвящены людям, судьбы которых были разрушены системным расизмом и волнами насилия, соглашается, что «словесное творчество — это исследование глубин своего «я» и мира одновременно; исследование индивидуального и коллективного бытия, и так было всегда».
Торжественная речь каждой из писательниц содержит что-то универсальное, то, что можно было бы применить к творчеству других женщин-лауреатов, что-то, что объединяет отдельные работы под общим понятием «польза человечеству». Каждая из писательниц по-своему (в зависимости от стиля, исторических событий, места и политического режима) объясняет, как ее личный успех может повлиять на ход общей истории. Но если какое-нибудь из выступлений и содержало что-то похожее на призыв, то это была речь Алексиевич (вполне в духе автора, чья работа, по своей сути, направлена на то, чтобы собрать разрозненные точки зрения в единую сложною картину). Принимая награду, она напоминает как читателям, так и писателям: «Я стою на этой трибуне не одна. Вокруг меня голоса, сотни голосов».
