Как Ричард Руссо искусно передает обыденность жизни в американской провинции

Салли и мисс Берил имели одинаковую планировку комнат, но сходство заканчивалось тем. Комнаты мисс Берил были полностью обставлены дубовой мебелью, терракотовыми горшками, плетеными слониками, и были украшены новыми обоями, афишами выставок и репродукциями в рамках. На столах стояли изящные вазы и призрачные кораблики этрусков, а также множество сувениров из путешествий. В комнатах Салли же было пустынно и скучно. Его комнаты практически не изменились со времени, когда он переехал сюда с мебелью много лет назад. Переезд занял всего несколько часов, так как Салли привез с собой лишь немного вещей, которые лишь подчеркивали простор комнат и создавали эхо при ходьбе Салли по деревянному полу. Всю свою взрослую жизнь Салли провел в темных, маленьких и перегруженных мебелью комнатах, и он давно уже привык к такой обстановке. Его подруга Рут давно уговаривала его найти более подходящее жилье, утверждая, что его депрессия вызвана именно неудовлетворительной обстановкой. Салли не спорил, но так и не переезжал. Он не мог объяснить, что именно его подавляло, но подозревал, что дело не только в обстановке. В общем, ему удалось переехать только из-за произошедшего случая. Однажды он вышел из своей старой квартиры, чтобы купить сигареты. Последняя сигарета в его пачке дымилась в пепельнице на потертом диване.

Магазинчик находился всего в двух кварталах от него, поэтому Салли решил пройтись пешком. Он не спешил никуда, так как у него не было работы. Встретил несколько знакомых и остановился, чтобы поболтать с ними. В магазине он купил сигареты и поболтал с копом, который находился возле кассы. Когда раздался звук сирены, коп ушел, и Салли воспользовался этим, чтобы сделать ставку у Рэя, хозяина магазина, который грустно смотрел в будущее (поскольку его бизнес сильно пострадал от конкуренции с супермаркетом). Букмекерская контора открылась только год спустя и фактически закрыла все три лавки продуктов питания Бата.

— Похоже, где-то веселуха, — сказал Рэй, когда мимо с ревом промчалась пожарная машина.

— Нам это не помешает, — рассеянно ответил Салли и закурил сигарету, пытаясь понять, откуда взялось смутное, холодное беспокойство, почти предчувствие беды, на котором он вдруг поймал себя. Салли попрощался с Рэем и пошел домой. Пожарная машина свернула на улицу Салли и почему-то выключила сирену. По перекрестку бежали люди, в небо над крышами валил черный дым. Вдалеке вновь послышались сирены. Мимо Салли пролетел полицейский автомобиль.

К приходу Салли вокруг дома уже собралась большая толпа. Из окон полыхало пламя, рвалось в низкое небо. Пожарные уже отчаялись справиться с огнем и поливали из шлангов соседние дома с обеих сторон, чтобы те не занялись из сочувствия. Одно дело — потерять дом, но они не хотели потерять целый квартал.

Делать было нечего, разве что присоединиться к толпе; Салли так и поступил. Чуть погодя его заметил какой-то мужчина и поздоровался.

— Вы ведь живете поблизости? — уточнил он.

— Вот здесь. — Салли указал на бушующее пламя. — То есть жил раньше.

Его слова привлекли всеобщее внимание.

— Эй! — выкрикнул кто-то. — Да это же Салли. Он не погиб, он здесь.

Толпа с подозрением уставилась на Салли. Прошел слух, будто он сгорел, и люди быстро примирились с мыслью о большой человеческой трагедии. Расставаться с ней им явно не хотелось, Салли это видел. Он виновато улыбнулся толпе.

Наконец прибыл Кенни Робак, отец Карла, хозяин дома, и подошел к Салли.

— Я слышал, ты погиб, — сказал он. — Сгорел заживо.

— Надеюсь, об этом не напишут в газетах, — ответил Салли.

Кенни Робак кивнул.

— Интересно, черт побери, из-за чего все началось.

— Слухи или пожар?

— Пожар.

— Видимо, из-за меня, — признался Салли. Он рассказал своему квартирному хозяину, а иногда и работодателю, о том, как забыл потушить сигарету и пошел купить еще сигарет. — Я очень надеюсь, что в доме никого не было, — добавил он. Дом был разделен на три квартиры. Среди бела дня дома, скорее всего, никого не было, но Салли не знал этого наверняка.

— Вряд ли там кто-то был, — согласился Кенни, — я только что разговаривал с копом, он сказал, погиб только ты.

Тут рухнула крыша, взметнула алые искры высоко в небо, осыпала ими толпу.

— А ты хорошо держишься, — заметил Салли.

Кенни Робак доверительно наклонился к нему и прошептал:

— Между нами, я и сам подумывал спалить этот гадюшник. Я каждый месяц трачу на его ремонт больше, чем получаю с жильцов. Не создан я для роли владельца трущоб.

Кенни и Салли смотрели на пепелище, пока не перестали дымить последние угли.

— Ну вот и все, — сказал Кенни Робак. — А мне пора возвращаться к работе. Не знаю, как тебя благодарить.

Салли же раздумывал над словами домовладельца — в свете постоянных понуканий Рут найти себе достойное жилье.

— Я никогда не считал этот дом трущобой, — признался он.

— Тогда ты единственный, кто так не считал, — ответил Кенни Робак. — Говорят, старая Берил Пиплз сдает комнаты на Верхней Главной.

Так и оказалось. И Кенни Робак не шутил, когда говорил, что благодарен Салли. На следующий день он дал Салли пятьсот долларов на новую одежду и какую-никакую мебель, потому что мисс Берил сдавала комнаты без мебели. В общем, для Салли случившееся обернулось большой удачей. Две сотни он потратил на нижнее белье, носки, рубашки, брюки и ботинки. Еще две сотни отнес на другой конец города, в магазин военных товаров, — на заднем его дворе торговали ношеной одеждой. Еще две сотни потратил на видавшую виды мебель: двуспальную кровать, хлипкую тумбочку, лампу в виде обнаженной женщины, комодик, металлический кухонный стол и стулья с пластмассовыми сиденьями, огромный диван в гостиную и журнальный столик, у которого остались всего три ножки. Четвертая куда-то делась, сказал Салли продавец магазина подержанной мебели. И из симпатии подарил Салли старый тостер. Расставив все эти земные блага в комнатах мисс Берил, Салли без особой надежды включил тостер в розетку — проверить, работает ли. Спираль тотчас раскалилась докрасна, словно от гнева, и Салли его выключил. С тех пор он ни разу не нашел повода воспользоваться тостером. Гренки Салли ел разве что у Хэтти, они входили в комплексный завтрак.

В квартире, отличавшейся таким простором, Салли умудрялся тесниться на кухне — казалось бы, парадокс, но так оно и было.  Кухонька была крохотная, как в большинстве старинных домов с парадными столовыми, стол и стулья ставить было некуда. Но Салли все-таки ухитрился впихнуть стол в угол, чтобы было на что наткнуться и выругаться. Поначалу-то Салли поставил его в столовой, но там он смотрелся смешно — маленький железный столик посередине огромной комнаты. Салли и в голову не пришло бы усесться в столовой и что-нибудь съесть, пусть даже тарелку хлопьев. Так что в конце концов он закрыл вентиляционную заслонку, чтобы сэкономить на отоплении, и запер столовую.

То же самое Салли проделал и со второй спальней, та тоже стояла пустой.

К счастью, диван он купил огромный, и тот занимал хоть какое-то место в пещерообразной гостиной. Салли поставил диван и шаткий трехногий столик возле длинной стены, напротив телевизора, купить который планировал, как только появятся на это деньги. Телевизор непременно будет большой, решил Салли, чтобы экран было видно с другого конца комнаты. Еще Салли решил при случае что-нибудь сделать с розовыми обоями в цветочек. И нужно обзавестись ковром-другим, чтобы внизу был не так слышен его топот по половицам. От денег Кенни Робака оставалась сотня, и Салли отправился на поиски дешевых ковров.

Но вместо ковров, к счастью или к несчастью, Салли нашел Кенни Робака, а тот как раз ехал на скачки. И вынудил Салли поехать с ним — точнее, спросил, хочет Салли этого или нет. На обратном пути Салли решил, что не так уж ему и нужны эти ковры.

Они завернули к Рэю, купили шесть банок пива и пошли к Салли на новую квартиру, показать Кенни, как тот обустроился. Салли поставил пиво в холодильник; Кенни Робак хохотал. Стоял посреди гостиной и выл от смеха. Не мог остановиться. Ходил из комнаты в комнату, и каждая следующая смешила его больше предыдущей. В двух пустых закрытых комнатах он хохотал так, что по щекам потекли слезы. Наконец, побагровев от натуги, вышел на кухоньку к Салли и рухнул на пластмассовый стул.

— Как думаешь, быстро ты здесь все обставишь?

Салли достал из холодильника две банки пива. Пощупал металлическую оболочку, протянул банку Кенни Робаку.

— Боюсь, холодильник работает не очень хорошо, — сказал он, и Кенни снова зашелся от смеха.

Салли не верилось, что Кенни Робака нет на свете большую часть двенадцати лет, минувших с того дня, как он приехал взглянуть на новую квартиру Салли. Ясно было одно. Будь Кенни сейчас здесь, он точно так же смеялся бы. Квартира выглядела в точности как в тот день, когда Салли сюда въехал, разве что появился коврик и большой белый консольный телевизор с маленьким экраном. А с обоями в цветочек Салли поступил вот как: решил, что они и сами облезут.

Сегодня, как почти каждый вечер, он так устал, что ему не было до этого дела. Салли включил воду погорячее — так, чтобы еле-еле вытерпеть, — разделся, встал под душ и подставил плечи и спину под струи воды. Чуть погодя клубящийся пар напомнил ему случай из детства, о котором Салли не думал вот уже лет сорок. Однажды в субботу отец взял Салли и его старшего брата Патрика в новый бассейн при Ассоциации молодых христиан в Шуйлер-Спрингс — раз месяц в бассейн пускали бесплатно, чтобы привлечь новых участников. Вступить в ассоциацию Салли и Патрику отец не разрешил бы, но раз уж можно бесплатно поплавать, так почему бы не съездить... К тому же он узнал, что по субботам в задней комнате того же здания играли в покер. И когда Салли с братом позвали вниз, в бассейн, отец остался наверху играть в карты. В раздевалке стоял холод, ковриков не было, спасатели велели всем мальчишкам принять душ и выстроиться вдоль бассейна; трясущихся мальчишек осматривали, нет ли вшей, вдобавок каждый должен был прочесть правила поведения — не бегать, не толкаться, не нырять на мелководье. Нескольких мальчишек сочли грязными и отправили мыться заново. Чистым, в том числе Салли и его брату, пришлось их ждать.

Салли — ему тогда было восемь — дрожал не переставая, даже когда наконец разрешили прыгнуть в бассейн. Вода была холодная, он был здесь одним из самых младших. Правила пугали его, он боялся, что нечаянно нарушит какое-нибудь из них, его выгонят, а его брату, четырьмя годами старше, позволят остаться. В подземных коридорах бассейна было легко заблудиться, Салли сомневался, что сумеет отыскать раздевалку, а отца и подавно. Еще вместе с мальчиками поплавать разрешили двум старикам, они жили в этом же здании и купались без плавок, это тоже пугало Салли, хотя брат и объяснил ему, что бояться тут нечего, мы все мужчины, девчонок тут нет, никто не увидит твой приборчик. У Салли приборчик от холода едва не втянулся в пах. Получать удовольствие от плавания не получалось: губы посинели, Салли неудержимо трясло. Наконец один из спасателей заметил это и велел ему идти в душ греться.

В душевой, мощенной плиткой, Салли стоял под сильной горячей струей, лившейся на него, пока вода не начинала остывать, и тогда он переходил в другую кабинку. И так каждый раз, когда вода остывала. Вскоре в душевой уютно клубился пар, Салли погрузился в его влажное тепло, потеряв счет времени, он выходил из забытья, лишь когда вода остывала и нужно было снова менять место. Он провел в душевой все два часа бесплатного сеанса, слушая далекие визги мальчишек в бассейне, ему не хотелось ни выходить из пара, ни возвращаться в холодную воду бассейна, ни идти в раздевалку по ледяному бетонному полу и искать шкафчик, где они с братом оставили одежду.

— Чтобы я еще хоть раз взял вас с собой! — позже, когда Патрик наябедничал на Салли, сказал отец, сидевший за рулем машины, которую одолжил специально для этой поездки; изо рта у него пахло выпивкой. На обратном пути Салли дрожал на заднем сиденье. И всю следующую неделю проболел. — Чтобы еще хоть раз!

В доме мисс Берил горячая вода кончалась быстрее, и, выйдя из душа, Салли подумал, уж не заболевает ли он, раз вдруг вспомнил про ту поездку, столько лет пребывавшую в лимбе его памяти. Вряд ли ему понадобилась лишняя причина таить злость на отца, чей призрак отчего-то в последнее время — с того самого дня, как Салли свалился с лестницы, — являлся ему живее и чаще.

Хорошая новость заключалась в том, что колено болело не так уж сильно; Салли в который раз подивился нелогичности собственного тела. После тяжелой работы колено вело себя почти как здоровое. Но завтра утром — Салли знал это по опыту — он поплатится за все. 

А это значит, что первым делом придется наведаться к Джоко. У Салли почти закончился тайленол-3, или что он там принимает. Джоко не всегда раздавал облегчение в пузырьках с этикетками. По крайней мере, когда Салли требовалось что-то от боли, Джоко не утруждал себя такими формальностями, как рецепт врача. Если у него было то, что, по его мнению, могло заинтересовать Салли, Джоко просто совал в карман его куртки яркую пластмассовую баночку с таблетками и шептал ему инструкцию по применению: “На. Прими эти”.

Внизу, в прихожей, Салли дожидалась мисс Берил в халате и тапочках. В дверях своих комнат она всегда казалась еще более крохотной и похожей на гнома. В руках у нее была пачка писем, Салли с первого взгляда определил, что не меньше половины точно можно смело выбрасывать. Порой он неделями не проверял почтовый ящик, а достав накопившееся, бегло просматривал и отправлял в мусор. Те, кому нужно с ним связаться, оставляли ему весточку в “Лошади”. А с теми, кто не додумался так поступить, поскольку плохо его знал, скорее всего, и общаться не стоило. Кредитных карт у него не было, коммунальные услуги входили в арендную плату, которую он отдавал мисс Берил, так что из-за счетов ему беспокоиться не приходилось. По мнению Салли, почтовая служба не имела к нему ни малейшего отношения. Его фамилия даже не значилась на почтовом ящике, он специально не стал писать ее там, чтобы не поощрять почтальона. Мисс Берил время от времени собирала почту и совала ему, вот как сейчас, причем письма, которые считала важными, обязательно клала сверху. Конверт, лежавший сверху этой конкретной стопки, смахивал на уведомление от налоговой службы Норт-Бата, несомненно напоминавшей Салли об обязанностях, касавшихся недвижимости, которая отошла к нему после смерти отца. Салли даже не удосужился открыть конверт, чтобы проверить, так ли это. Остальные просмотрел, чтобы убедиться, что среди них нет пособия по нетрудоспособности. Один раз он уже выкинул чек в мусор, поспешив избавиться от ненужных писем.

— У вас не найдется ручки, миссис Пиплз? — спросил Салли, хотя отлично знал, что она держит полдюжины ручек в стаканчике у двери.

Она явно предвидела эту его просьбу и с неодобрением сунула ему ручку. На конверте с уведомлением из налоговой Салли написал крупными буквами: “ВЕРНУТЬ ОТПРАВИТЕЛЮ”, а остальные конверты выбросил в декоративную мусорную корзинку, стоявшую у двери в покоях домохозяйки.

— Ты самый нелюбопытный человек на свете, — как обычно в таких случаях, заметила мисс Берил. — Тебе разве не говорили, что пытливый ум стремится к познанию?

— Может, вам просто больше везло с почтой, чем мне, — ответил Салли. — На моей памяти мне присылали разве что повестку в армию, свидетельство о разводе, требование явиться в суд в качестве присяжного заседателя и полдюжины разных угроз.

И ни единой хорошей новости, которой я и без того не знал бы, потому что мне уже ее сообщили.

Мисс Берил покачала головой, посмотрела на квартиранта.

— Но выглядишь лучше, — сказала она.

— Чем что?

— Чем когда пришел, — пояснила мисс Берил, поджидавшая Салли возле окна.

— День выдался длинный, Берил, — признался Салли.

— С возрастом дни становятся длиннее, — предупредила она. — Я читаю книг пять в неделю, чтобы убить время. Правда, некоторые до середины. Как только понимаю, что уже это читала, откладываю книгу.

— Кто сказал “Нам подобает к недоступному стремиться”? — Салли вдруг вспомнил высказывание Карла.

— Я, — ответила она. — Я повторяла вам это весь восьмой класс. А до меня это сказал Роберт Браунинг. Правда, всего один раз, но ему больше повезло с публикой.

— В каком классе он вел уроки? — спросил Салли.

— Спорим, что ты не помнишь, как там дальше, умник.

— Я думал, это все, — честно признался Салли.

— У тебя сегодня были гости, — сказала мисс Берил.

— Правда? — удивился Салли. Гости у него бывали редко. Все знакомые знали, что его проще застать у Хэтти, в “Лошади” или у букмекера.

— Молодая женщина с огромной грудью и маленькой девочкой.

Понятия не имею, кто это, хотел было ответить Салли, как вдруг догадался.

— Маленькая девочка была косая на один глаз?

— Да, косая, бедняжка, — подтвердила мисс Берил. — А мать у нее такая губастая и грудастая.

Не очень-то справедливое мнение о Джейни, дочери Рут, подумал Салли, хотя, пожалуй, довольно точное первое впечатление.

— Люди чем дальше, тем больше меня раздражают, — продолжала мисс Берил. — Я уже готова ратовать за смертную казнь для тех, кто жестоко обращается с детьми. А ведь раньше согласна была и на то, чтобы таким всего лишь отрубали ноги. Теперь же хочу стереть их с лица земли. Если так будет продолжаться, я скоро начну голосовать за республиканцев.

— Вы явно озлобились к старости, миссис Пиплз, — в тон хозяйке пошутил Салли, хотя и чувствовал, что встреча с Джейни ее расстроила. — Она не сказала, что ей нужно? — спросил он с некоторой опаской, хотя и сомневался, что дочь Рут откровенничала с мисс Берил.

— Кажется, она очень обрадовалась, что тебя нет дома, — сообщила ему мисс Берил. — У меня сложилось впечатление, что она сбежала от негодяя-мужа.

— Вполне возможно, — признался Салли и вспомнил, что летом, когда Джейни впервые сбежала от мужа, Салли предложил Рут отправить Джейни с дочкой к нему, там-то муж вряд ли станет искать. — Она вышла за какого-то прохвоста из Шуйлер-Спрингс, его то и дело сажают в тюрьму.

— Что ж, — сказала мисс Берил, — хорошо, если так. А то я сначала подумала, это ты обрюхатил девицу.

— Девицы на меня уже не смотрят, Берил, — ответил Салли, и в мыслях его, как уже не раз за день, невольно мелькнул образ Тоби Робак. — Хотя я был бы не прочь, чтобы одна-другая посмотрела.

— Вы нахал, сэр, — сообщила ему мисс Берил. — Мне всегда хотелось сказать это мужчине.

Салли кивнул, соглашаясь с обвинением.

— Я думал, вы и так за республиканцев.

— Нет, — ответила мисс Берил. — Клайв-младший — да.

И отец его тоже был республиканцем. Клайв-старший во многом отличался исключительным упрямством.

— Но в целом был человек неплохой, — напомнил Салли.

— Да, — задумчиво согласилась мисс Берил. — Я скучаю по нашим спорам. Мне жизни не хватило бы убедить его принять мою точку зрения. Иногда я думаю, он и умер-то, лишь бы не признавать, что я права.

Салли ушел, мисс Берил вернулась в кресло в гостиной, где читала. Кресло располагалось напротив телевизора, но включала она его редко. На телевизоре стояли фотографии Клайва-младшего и старшего, теперешней и прежней звезды ее небосклона.

— Ты и правда бывал упрям, — сказала мисс Берил мужу.

Клайв-старший никогда не умел выражаться ясно и едва ли не в каждом споре проигрывал мисс Берил, обладавшей достаточным интеллектом и красноречием, чтобы припереть его к стенке и добить, так что Клайв-старший с ранних пор их брака научился не объяснять свою логику женщине, которая не погнушалась бы указать ему, в чем именно он ошибается. “У меня свои резоны”, — привычно отвечал он и сопровождал эту фразу загадочным, как он полагал, выражением лица.

Он и умер с этим выражением на лице, таким его и застала прибывшая на место аварии мисс Берил. После того как юная Одри Пич, ударив по тормозам, впечатала его в ветровое стекло, Клайв-старший качнулся обратно на сиденье, неестественно вывернув голову из-за перелома шеи. Казалось, он задумался о чем-то.

Он словно бы говорил: у меня свои резоны, и в последние двадцать пять лет, оставшись без мужа, мисс Берил в одиночестве размышляла над ними.

— А ты... — сказала она сыну и осеклась.

В руке мисс Берил по-прежнему держала письмо, которое Салли пометил “ВЕРНУТЬ ОТПРАВИТЕЛЮ”. Она, и не открывая его, знала, что в нем. В металлической коробке в ее спальне лежала целая картонная папка с надписью “Салли”, и, перед тем как лечь спать, она положит этот конверт к остальным.

— Я все делаю правильно, — вслух сообщила она двум Клайвам. — Так что молчите.