Как Пастернаку далось решение отказаться от Нобелевки

Официальная телеграмма с отказом от премии пришла в Стокгольм 28 октября 1958 года. Вот её по-пастернаковски элегантный текст: «В связи со значением, придаваемым Вашей награде тем обществом, к которому я принадлежу, я должен отказаться от присуждённого мне незаслуженного отличия. Прошу Вас принять мой добровольный отказ без обиды». 

Но после этой телеграммы была ещё одна, на этот раз в Кремль. Пастернак уведомлял о своём добровольном отказе от премии и взамен просил только одного: чтобы его самой большой, самой важной любви, его музе Ольге Ивинской дали возможность снова спокойно жить, работать переводчиком и получать деньги за свой труд. «Вы можете сколько угодно травить меня, но отстаньте от неё», – таков был подтекст. 

Вместо Нобелевской премии – возможность просто работать? Поступок, доказывающий большую любовь? Ольга Ивинская, ставшая прообразом Лары из «Доктора Живаго» (история Юрия Живаго и Лары – их история), – самая большая ценность жизни позднего Пастернака. Всё так. Но за день до этого, 27 октября, Пастернак даже близко не собирался ни от чего отказываться и вообще намеревался сделать главной женщине своей жизни страшное предложение. 

На утро 27 октября было назначено срочное заседание Союза писателей. Пастернак на него не поехал, решив озвучить своё мнение в письменном виде. Это был небольшой текст, состоящий из тезисов. Из них видно, что Пастернак не сломлен и собирается биться за заслуженную премию до конца. 

Вот какие там были пункты: «Дармоедом себя не считаю»; «Самомнения у меня нет»; «Ничто не заставит меня отказаться от чести быть лауреатом Нобелевской премии». «Я не ожидаю от вас справедливости. Вы можете меня расстрелять, выслать, сделать всё, что вам угодно. Но прошу вас – не торопитесь. Ни счастья, ни славы вам это не прибавит». Заканчивалось письмо словами «Я вас заранее прощаю».

Естественно, Пастернака с треском исключили. Его письмо в отчёте было названо «скандальным в своём бесстыдстве и цинизме». «Доктор Живаго» назвали «воплем перепуганного обывателя, обиженного и устрашённого тем, что история не пошла по кривым путям, которые он хотел бы ей предписать». 

Вечером после этих событий Пастернак пришёл к своей Ольге в гости – они жили по соседству на дачах в Переделкине. Дома были Ольга и её младший сын Митя. Поэт пришёл вот с какими словами: 

«Лелюша, я должен тебе сказать очень важную вещь, и пусть меня простит Митя. Мне эта история надоела. Я считаю, что надо уходить из этой жизни, хватит уже. Давай сегодня посидим вечер, побудем вдвоём, и вот так нас вдвоём пусть и найдут. Ты когда-то говорила, что если принять одиннадцать таблеток нембутала, то это смертельно. Нужно достать двадцать две таблетки. Давай это сделаем… А "им" это очень дорого обойдётся. Это будет пощёчина». 

Предложение уйти из жизни из-за травли? Вместе? На глазах у ребёнка, который всю жизнь потом будет вспоминать об этом? Пастернак даже сказал Мите: «Митя, не вини меня, прости меня, мальчик мой дорогой, что я тяну за собой твою маму, но нам жить нельзя, а вам будет лучше после нашей смерти. А нам уже довольно, хватит уже всего того, что произошло. Ни она не может жить без меня, ни я без неё. Поэтому ты уж прости нас. Ну скажи, прав я или нет?».

Как уже понятно, ничего не произошло. Пастернак всегда любил красивые жесты. Например, отбивая свою вторую жену Зинаиду у хорошего друга, он заявился к ним домой и принялся пить уксус, потому что «не видел жизни без неё». Но Ольгу он любил больше красивых жестов. Результат – две утренние телеграммы и потеря премии, которую он желал больше всего в жизни. А Ольгу, кстати, так и не оставили в покое: после смерти Пастернака Ивинскую и её старшую дочь Ирину сослали в лагеря.