Как литература помогает понять экономику: пример Форсайтов

Экономисты иногда сравнивают детей с предметами роскоши: без них можно обойтись, вложения в них значительны и не всегда окупаются. Подобные сравнения обычно связаны с моделированием рационального процесса при обдумывании вопроса о рождении ребенка, — хотя и маловероятно, чтобы это был доминирующий способ принимать решения такого рода. Тем не менее тревожная мысль о потенциальной нехватке финансовых ресурсов для взращивания потомства регулярно посещает персонажей разнообразных литературных произведений.

Миссис Беннет из романа Джейн Остин «Гордость и предубеждение» озабочена поисками подходящих женихов для своих дочерей, поскольку жизнь старой девы без достаточных для ее положения средств в то время сопряжена не только с бытовыми неудобствами, но и социальными унижениями (вспомним у той же Остин мать и дочь Бейтс из «Эммы»). У Джоан Роулинг в «Гарри Поттере» Драко Малфой дразнит Рона Уизли тем, что, по мнению отца Драко, семейство Уизли завело больше детей, чем может себе позволить. Елизавета Водовозова, автор «Истории одного детства», вспоминает, как, тяжело заболев, услышала от собственной матери жестокие слова: «Пусть умирает. И оставшихся нечем кормить!»

Обсуждение необходимого минимума ресурсов, способных обеспечить выживание потомства, отсылает нас к так называемой мальтузианской ловушке. Это понятие связано с именем Томаса Мальтуса, английского священника, социального философа и экономиста, жившего на рубеже XVIII-XIX веков. Он был не единственным, кто рассматривал в то время эту проблему (она интересовала, например, и английского экономиста Давида Рикардо), но его работы оказались наилучшей иллюстрацией того, как при построении модели исходные предпосылки напрямую влияют на выводы. Мальтус обратил внимание на следующую закономерность: как только достаток наименее обеспеченных социальных страт в Англии увеличивался, население прирастало, но через какое-то время происходила корректировка — его численность вновь снижалась.

Мальтус объяснял это тем, что в благоприятные периоды, связанные с увеличением доходов, население растет в геометрической прогрессии, тогда как производство еды (необходимое условие его выживания) растет лишь в арифметической прогрессии — из-за закона убывающей отдачи. Закон убывающей отдачи (в данном случае такого фактора производства, как земля) говорит о том, что если мы попробуем произвести больше сельскохозяйственной продукции, то нам, при неизменных технологиях, придется вводить в оборот все больше наделов. Заметим, что эта новая земля, скорее всего, будет менее плодородной, чем та, которая уже находится в обработке, иначе ее тоже давно бы уже засеяли. Если мы будем упорствовать в том, чтобы производить все больше продуктов питания традиционным способом, то нам придется пускать под сельскохозяйственные угодья все менее пригодные для этого участки — в результате прирост продукции на единицу добавленной площади будет все меньше и меньше.

Получается, что рост дохода приводит к росту рождаемости, но существующие технологии не позволяют прокормить возросшее количество населения. Растет стоимость еды, беднейшие слои населения не могут себе позволить купить достаточное количество продуктов, среди них растет смертность, численность населения корректируется и возвращается к тому размеру, который позволяли прокормить имеющиеся земельные ресурсы. Из этого следует, что в долгосрочной перспективе размер населения какой-нибудь страны, например Великобритании, достаточно стабилен: перед нами модель общества с высокой рождаемостью, но и высокой смертностью, в котором люди с наименьшими доходами оказываются не в состоянии в течение сколько-нибудь длительного времени улучшить свои жизненные условия — рост дохода «съедается» возросшими тратами на еду.

Однако мы знаем, что со времен Мальтуса ситуация кардинальным образом изменилась, — как население, так и средний уровень жизни в той же Великобритании многократно выросли. Чего же не учел Мальтус? Самое главное, что он упустил из виду, — это технический прогресс. Развитие технологий, в том числе и аграрных, привело к тому, что прежнее количество земли оказалось способно прокормить значительно большее количество населения. Удобрения, новые сорта сельскохозяйственных культур и изменение всей технологической цепочки производства продуктов питания привели к тому, что ограниченность пригодных к обработке земель перестала быть сдерживающим фактором роста населения. Более того, выяснилось, что не только население может увеличиться в количестве, но и стандарты жизни значительной его части также могут вырасти. Казалось было, что экономисты могут переключиться с вопросов рождаемости и смертности на изучение факторов экономического роста, в конечном счете позволивших человечеству вырваться из мальтузианской ловушки.

Однако параллельно с этим произошли и более существенные изменения, которые очень точно подметил Джон Голсуорси, автор «Саги о Форсайтах»:

«От десяти старых Форсайтов произошел двадцать один молодой Форсайт, но у двадцати одного молодого Форсайта было пока только семнадцать потомков, и сколько-нибудь значительное увеличение этого числа уже казалось маловероятным. Любитель статистики, вероятно, отметил бы, что прирост форсайтского потомства изменялся в соответствии с размерами процентов, которые им приносил их капитал. Дед их, „Гордый Доссет“ Форсайт, в начале девятнадцатого столетия получал десять процентов и имел, соответственно, десять детей. Эти десять, за исключением четырех, не вступивших в брак, и Джули, супруг которой, Септимус Смолл, не замедлил скончаться, получали в среднем от четырех до пяти процентов и в соответствии с этим и плодились. Двадцать один Форсайт, которых они произвели на свет, теперь едва получали три процента с консолей, переданных им отцами по дарственной во избежание высокого налога на наследство, и у шестерых из них, у которых были дети, родилось семнадцать человек, то есть как раз два и пять шестых на каждого родителя».

(«В петле», часть I, глава I, перевод М. Богословской)

Если отложить в сторону здоровое занудство экономиста и не задаваться вопросами об источниках данных и о сопоставимости процентов, получаемых разными поколениями семьи Форсайтов, можно отметить, что Голсуорси, со свойственной ему чуткостью к финансовым вопросам и социальным изменениям, описал процесс демографического перехода. В самом общем виде демографический переход означает изменение модели динамики человеческой популяции от высокой рождаемости и высокой смертности (именно это описывал Мальтус) к низкой рождаемости и низкой смертности — с попутным ростом продолжительности жизни. Вопрос о том, что же именно спровоцировало демографический переход в Великобритании времен Голсуорси, пока остается дискуссионным — слишком много изменений одновременно происходило в экономической, социальной и политической жизни общества, чтобы можно было с уверенностью выделить главные причинно-следственные связи.

Но нельзя не отметить, что изменение системы ценностей в развитых странах мира произошло ровно в том направлении, которое указывал Мальтус для решения проблемы с ловушкой низкого уровня дохода беднейшей части населения. Он предлагал развивать в людях чувство ответственности за себя и своих детей: отложить вступление в брак на более поздний возраст, ограничивать количество рождаемых детей с учетом финансового положения семьи, заботиться о том, чтобы оставить детям наследство, больше откладывать на черный день или даже просто копить на какие-то удовольствия.

Заметим, что экономисты длительное время игнорировали вопрос о демографической структуре населения на макроуровне, — многие модели исходили из базовой предпосылки о неизменном количестве рабочей силы или о ее приросте с некоторым заданным постоянным темпом. Рост рабочей силы обеспечивал рост выпуска продукции, но качество жизни (доход на душу населения) улучшалось, только если в дополнение ко всему имел место рост производительности труда — то есть технический прогресс. Таков основной вывод наиболее известной модели экономического роста, разработанной в середине 1950-х годов Робертом Солоу. Экономисты получили ответ на вопрос об основном источнике экономического роста и принялись исследовать его составляющие, обсуждая, откуда берется непрерывный технический прогресс, что является условием его возникновения и развития.

Исследования, связывающие динамику макроэкономических переменных (ВВП, инфляция, экономический рост, ставки процента и доходности ценных бумаг) с изменениями возрастной структуры анализируемых экономик, оставались в стороне от магистрального направления развития экономической науки. Но на стыке XX-XXI веков ситуация начала меняться, поскольку постепенные изменения возрастной структуры населения привели к проблемам, ярко проявившимся на макроуровне.

Население развитых стран стало стареть и сокращаться, поддержание рабочей силы на прежнем уровне превратилось в сложную задачу даже при наличии мигрантов. Стареющее (и дольше живущее!) население потребовало роста расходов государства на пенсии и услуги системы здравоохранения для пожилых, а обеспечить последние на должном уровне можно было, лишь увеличив численность рабочих рук, тогда как их, напротив, становилось все меньше. В результате возникает хронический, все время растущий дефицит бюджета, для борьбы с которым приходится прибегать к непопулярным мерам — увеличению возраста выхода на пенсию или повышению налогов. Параллельно с этим на экономику стали влиять изменения в финансовом поведении людей (в части решений о потреблении, сбережении и формах этого сбережения), а также изменения в динамике процентных ставок и долгосрочных инфляционных трендах. Экономистам вновь пришлось вернуться к анализу того, как возрастная структура населения и демографические тренды влияют на экономические результаты.

Эмпирические исследования и отдельные попытки смоделировать наблюдаемые явления с целью выявить механизмы, связывающие демографию с макроэкономикой, пока не сложились в непротиворечивую картину. Ближе всего к тому, чтобы убедительно спрогнозировать мировое экономическое развитие на ближайшие 30–40 лет, подошли Чарльз Гудхарт (почетный профессор Лондонской школы экономики) и Манодж Прадхан (независимый исследователь-макроэкономист), авторы книги «Великий демографический разворот» (The Great Demographic Reversal).

Они утверждают, что стабильно низкая инфляция, экономический рост, глобальное снижение неравенства (при росте неравенства в отдельных развитых странах) — все это результат роста предложения труда в глобальном масштабе, который был особенно заметен в 1980–1990-х годах, когда Китай и бывшие социалистические страны интегрировались в глобальную экономику. Демографические изменения последних лет переворачивают эту картину — серьезного притока труда на мировой рынок в ближайшее время ожидать не приходится. Даже в Китае уже началось пока еще не очень заметное, но старение населения. Индия через какое-то время тоже присоединится к этому процессу. Правда, еще некоторое время рост населения будет наблюдаться в Африке, но социально-политическое давление приведет к тому, что скорее капитал (как физический, так и человеческий) переместится в Африку для развития там производства, чем случится новая серьезная волна миграции.

Следовательно, труд станет относительно более редким фактором производства по сравнению с капиталом. Это приведет к росту реальных зарплат и снижению внутристранового неравенства по доходам, но также и к росту инфляции, поскольку фирмы будут стремиться по возможности сохранить свои прибыли. Можно также ожидать роста реальных ставок процента — фирмы будут инвестировать в развитие технологий, позволяющих заместить труд капиталом там, где это возможно. Это хорошие новости для всех, у кого будет возможность больше сберегать, поскольку очевидно, что государство не сможет гарантировать приемлемую пенсию по старости (во всяком случае, не во всех странах). Сложно сказать, что произойдет с темпами экономического роста, — по мнению Гудхарта и Прадхана, при стареющем населении не стоит ожидать прорывных изменений в технологиях, но это вполне может произойти. А вот с безработицей проблем быть не должно — в сфере услуг заместить людей роботами удастся еще очень не скоро.

Окажутся ли верны прогнозы Гудхарта и Прадхана — полностью или частично (а то и неверны вовсе), — покажут время и новые экономические исследования. Точно можно сказать лишь одно: как прежде уже не будет. И рост ставок процента не приведет к росту количества детей — в обратную сторону подмеченная Голсуорси закономерность не работает.