Интервью с Сергеем Лебедко о создании романа "(не)свобода"
Книга — это художественный мир, созданный воображением и мастерством автора. Каждый писатель проходит путь от замысла до его воплощения по‑своему. Мы продолжаем рубрику «Рождение книги», в ней авторы рассказывают о том, как создавались их произведения.
В новом выпуске рубрики — роман Сергея Лебеденко «(не)свобода», книга о сковывающей, но притягательной силе власти. Судьбы героев книги объединяет «театральное дело» — поле битвы силовиков, бизнесменов и чиновников за власть и контроль над умами. Политические интриги обеспечивают карьеры — и рушат жизни, а нелепая случайность запускает маховик насилия...
Интервью:
— Как родилась идея вашей книги, что служило отправной точкой или импульсом к ее написанию?
Сергей Лебеденко: Я два года работал судебным корреспондентом «Новой газеты», и в какой‑то момент задумался: а как бы мог выглядеть роман о судах в современной России? Ясно же, что судебная драма в духе Харпер Ли или Джона Гришема у нас не получится. Не та, скажем так, атмосфера. Из этой идее появился текст, который правильнее всего было бы обозначить «судебным триллером» на основе реальных событий.
— Что было сложнее: начать писать книгу — или продолжать?
Начать всегда просто — выбрал интересующее себе действие и давай рассказывать. Продолжать сложно. Особенно когда у тебя много фокальных персонажей, то есть персонажей, с чьей точки зрения мы на историю смотрим. Начинаешь думать, кому дать речь вот в этой части, а кто должен идти вот тут. Приходится соблюдать таймлайн, чтобы герой не оказался в двух местах одновременно. При редактуре с этим тоже возникали сложности.
— Насколько отличается первоначальный замысел от финального текста?
Очень сильно. Изначально я думал, что получится большая трилогия с политическими интригами и фантастическим элементом. Но уже когда взялся за вторую книгу, понял, что устал от этой темы. Часть наработок второй книги в итоге вошла в роман, а сам текст стал более сжатым и сосредоточенным собственно на «театральном деле» — в первоначальном варианте концовки вообще не было, и после ударной завязки черновик превращался в мешанину. По сравнению с первым драфтом роман переписан процентов на 60.
— Какой этап работы над книгой был самым интересным для вас?
Придумывать всегда интереснее, чем редактировать, но писательский скилл проверяется как раз редактурой — если не можешь посидеть над текстом и добиться того, чтобы он тебя устраивал, ремесленник из тебя не выйдет. Иногда приходится поработать, чтобы дорваться до интересной части — например, в процессе редактуры стало понятно, что нужна глава про внедренных сотрудников агентуры в театры, и я эту главку с большим удовольствием написал за вечер.
— Вы писали книгу, опираясь на заранее подготовленный план — или больше следовали за воображением?
По моим наблюдениям, мало кто из писателей строго идет за планом либо только придумывает. Обычно есть смесь из того и другого. Да, ты примерно знаешь, что у тебя в книге будет происходить, но правки случаются все время, план меняется, ты вообще можешь понять, что рассказывать все время нужно было о другом персонаже. И это хорошо, на самом деле: творчество остается относительно свободным, и при этом ты его в какой‑то мере контролируешь.
— Как был организован процесс вашей литературной работы? Есть ли у вас особые «писательские ритуалы»?
Мой писательский ритуал — сначала выполнить работу, которая приносит деньги, а потом садиться за тексты. Пишу я обычно в районе 17–19 часов. Как такового ритуала рабочего нет: сварил кофе либо заказал его в кафе, открыл текстовый редактор и пишешь. Музыка помогает сосредоточиться.
— Кто стал первым читателем вашей книги?
У меня было несколько бета‑ридеров, но особенно ценными были советы Марины Степновой, моего преподавателя из магистратуры НИУ ВШЭ, которая внимательно читала роман и указывала, где его можно улучшить.
— Читали ли вы книги других авторов, когда работали над своей? Если да, то какие?
Перечитал Харпер Ли и «Рассказ о семи повешенных» Андреева, «Воскресенье» Толстого, нон‑фикшн о том, почему люди совершают зло («Моральная слепота» Зигмунта Баумана, «Эффект Люцифера» Филипа Зимбардо, «Подчинение авторитету» Стенли Милгрэма, «Бегство от свободы» Эриха Фромма). Очень помогли исследования социологов о российских судьях и правоохранительных органах, особенно рекомендую «Траекторию уголовного дела» Института проблем правоприменения. Так что когда говорят, что Лебеденко писал, о чем понятия не имеет, ну... По крайней мере, работу исследования темы я сделал.
— Как складывалось взаимодействие с редактором книги?
Мы прекрасно работали с Алексеем Портновым, это была самая доброжелательная и вежливая редактура, с которой я сталкивался. Могли сидеть до полуночи над правками. И редко у нас возникали споры, на самом деле.
— Какую из редакторских правок вам было сложнее всего принять?
Мы очень сильно порезали часть с женским следственным изолятором, где сидит подозреваемая по делу бухгалтер. Хотя я много над ней работал, в итоге пришлось признать, что сокращенная версия оказалась гораздо лучше и не перетягивала на себя одеяло у других частей романа.
— Как придумывалась обложка для книги? Долго ли ее выбирали?
Насколько я помню, было три итерации обложки, и меня они не устраивали, потому что могли потеряться на полке: там был серый фон, тень от решетки и простой шрифт. Концептуально выбрано верно, но вот на полке книга вообще бы не выделялась. Потом художница вернулась с нынешним вариантом, и я понял, что это то, что нужно. Отличная задумка была сделать «не» в виде нарисованного стикера, который чуть-чуть загнули. Его все время хочется сорвать. Надеюсь, никто из читателей так не поступил в итоге. Цвета обложки мне тоже понравились, хотя их не все книгопродавцы оценили, скажем так.
— Что вы чувствуете теперь, когда книга уже вышла и ждет своего читателя?
Книжка как‑то продается, недавно вышла аудиоверсия, я уже не слишком внимательно слежу за ее судьбой. Работаю над новыми текстами.
