Джозуэ Кардучч: последний классический поэт Италии и первый итальянский лауреат Нобелевской премии по литературе

Про Джозуэ Кардуччи (1835-1907) хочется сказать: "первый итальянец - лауреат Нобелевской премии", но сделать этого нельзя, потому что в 1906 году нобелевскими лауреатами стали сразу два итальянца: поэт Кардуччи, которого его отец, флорентийский врач и упертый патриот, назвал в честь Иисуса Навина, и врач Камилло Гольджи, разделивший Нобелевскую премию по физиологии и медицине с испанцем Сантьяго Рамон-и-Кахалем. Носители этих звучных имен были, наверное, достойными людьми и настоящими учеными, но, увы, их научные достижения всё-таки отошли в историю медицины. А поэтические достижения Кардуччи - нет.

Конечно, он поэт XIX века; в нем нет ни жгучей пряности декадентов, ни кричащей, на скандал, яркости футуристов, ни медитативной самоуглубленности герметиков. Но он поэт хрестоматийный в прямом смысле слова: пейзажная зарисовка "Сан-Мартино" известна всем итальянцам на уровне нашего "Не ветер бушует над бором...". Потому что тоже написана тем лексически богатым и полнозвучным (тоже в прямом смысле: полным созвучий) итальянским языком, который как бы принадлежит всем эпохам. Став в конце жизни сенатором, Кардуччи примкнул к парламентской группе, именовавшей себя "крайне левой" - радикалы, республиканцы и социалисты. Но как поэта Кардуччи можно назвать воинствующим архаистом: на протяжении своего долгого и плодотворного творческого пути он неустанно напоминал соотечественникам о славе (и слове) предков, в число которых он безоговорочно включал и сицилийских греков. И даже нарочито эпатажный "Гимн Сатане" (1863), на самом деле - гимн новой объединенной Италии, скинувшей рясу "центра католицизма", облачен в строгую классическую форму:

...И страницы Тита
Распалят трибунов,
Консулов горячих,
Толп народных, буйных,
Пробуждая страсти;
Итальянцев волю
Не вернёшь, отшельник,
В древний Капитолий...

Перевод Элиаса Отиса

Так что призыв "поджигайте библиотечные полки!", прогремевший в первом манифесте футуристов всего через два года после смерти Кардуччи, был обращен и к нему. И, как все призывы подобного рода, имел лишь кратковременный успех. Блажен, кто смолоду был молод, блажен, кто вовремя созрел, провозгласил русский поэт. Кардуччи, которого невозможно представить себе иначе, чем с толстовской бородой, - олицетворение поэтической зрелости, антитеза устоявшемуся образу навеки 27-летнего прòклятого поэта. И, по-человечески, антитеза куда более желательная.

САН МАРТИНО

Белый туман крадется
Вверх по холмам зелёным;
Под ветерком солёным
Шумное море бурлит;
А по всему предместью
От молодой калины
Запах разносится винный,
Души людей веселит.
Спешат муравьи куда-то
В травах, по бурелому;
Вышел охотник из дому,
В темное небо глядит, —
Там в облаках лиловых
Птиц караван угрюмый,
Точно скитальца думы,
В темную ночь летит.

Перевод Е. Солоновича

СНЕГОПАД

Медленно снежные хлопья падают с хмурого неба,
улицы словно мертвы — гомон живущих умолк.
Криков торговцев не слышно, замер и стук экипажей,
песен веселых любви тоже нигде не слыхать.
С башни высокой плывут над городом сиплые звуки
бьющих часов — стонет мир, людям неведомый днем.
В окна стучатся крылами птицы. То — добрые духи
здесь, на примолкшей земле, ищут меня и зовут.
Скоро уже, дорогие (тише, упрямое сердце!),
в вечную тишь я сойду в тьме гробовой отдохнуть.

Перевод И. Поступальского

ГОРНЫЙ ПОЛДЕНЬ

В великом круге гор, среди гранита,
бесцветно-бледны, ледники отвесны,
молчание в тишь безглаголья влито,
полдневное безгласие лучей.
Без ветра сосны словно бестелесны,
подъяты к солнцу, в воздух тот редчайший,
и лишь журчит, как цитры звук тончайший,
вода, златясь чуть зримо меж камней.

Перевод К. Бальмонта