5 классических произведений, где авторы обманывают читателя! Подборка к 1 апреля
1. Н. Гоголь "Записки сумасшедшего" (1834)
Мелкий чиновник Поприщин на наших глазах сходит с ума. Сначала он еще сам в состоянии заметить: "Признаюсь, с недавнего времени я начинаю иногда слышать и видеть такие вещи, которых никто еще не видывал и не слыхивал" - но скоро уже читает переписку двух собачек и наконец прозревает, что он на самом деле испанский король. Но почти что последнее, что мы читаем - "Далее, далее, чтобы не видно было ничего, ничего. Вон небо клубится передо мною; звездочка сверкает вдали; лес несется с темными деревьями и месяцем; сизый туман стелется под ногами; струна звенит в тумане; с одной стороны море, с другой Италия; вон и русские избы виднеют". Кто это написал? сумасшедший Поприщин ии гениальный Гоголь?
2. Эдгар А. По «Сердце-обличитель» (1843)
Один из самых знаменитых рассказов Эдгара По - и один из первых в мировой литературе нового времени, в которых "из-под маски" явно неадекватного рассказчика (или рассказчицы - этот момент остается непроясненным, что только добавляет зыбкости), убившего своего благодетеля, виден совершенно адекватный автор. А под черными одеяниями "готического рассказа" - библейская мораль: "Мне отмщение, и аз воздам". Мы все помним эти грозные слова как эпиграф к "Анне Карениной", и редко задумывается, что в переводе с церковнославянского это значит: "На мне лежит отмщение, и оно придет от меня".
3. Г. Джеймс «Поворот винта» (1898)
История о призраках, которые являются молодой женщине, служащей гувернанткой двоих детей-сирот в уединенном поместье. Признаться, ничего комического в этой жутковатой мистически-детективной истории нет. Потому что, действительно ли автор выводит на сцену призраков или же дает нам понять, что это лишь галлюцинации бедной девушки, кончается всё реальной смертью одного из воспитанников. Но на протяжении всего XX века повесть пользовалась невероятной популярностью - приведшей, в частности, к появлению одноименной оперы Бенджамина Бриттена.
4. Р. Акутагава «В чаще» (1922)
Японский классик предлагает нам ненадежность иного рода, связанную не с неустойчивостью психического состояния рассказчика, а с неустойчивостью мира как такового. Одно и то же драматическое происшествие - встреча в лесу разбойника и самурая с женой, приведшее к смерти самурая - рассказывается трижды всеми тремя участниками (включая вызванный гадалкой дух самурая) - и все три раза по-разному. А что же произошло на на самом деле? А никакого "на самом деле" просто нет. Акутагава понял это еще сто лет назад, задолго до виртуальной реальности и фейкньюс.
5. В. Набоков «Соглядатай» (1930)
Молодой человек ухаживает за девушкой и с неудовольствием замечает, что у него есть соперник - кажется, более удачливый, чем он сам. Кажется, сама девушка этого и не замечает, потому что у нее вообще-то есть настоящий жених, но рассказчик весь поглощен своим соперничеством. До такой степени, что не замечает того, что к концу повести понимает внимательный читатель: что это "соперник" - он сам, страдающий раздвоением личности... через 66 лет после Набокова этот же прием использует Чак Паланик, придумывая "Бойцовский клуб".
А от "Соглядатая", помимо самой истории двойничества, останется прекрасный пример того, как одна маленькая фактическая неточность губит весь пышнейший вымысел:
- — В Ялте вокзала нет. ... До революции был, кажется, проект соединить железной дорогой Ялту и Симферополь. Я хорошо знаю Ялту, не раз там бывал. Скажите, почему вы сочинили всю эту абракадабру?
- — Я вас очень прошу... пусть это останется между нами.
Действительно: не мог же герой прямо сказать: "чтобы произвести впечатление на девушку, с которой вы помолвлены!"
Положение писателей ничуть не проще. Потому что они тоже обязаны очаровывать своих читателей. И не только один раз в году, на 1 апреля.
